Плохой хороший парень - Кэрри Прай
— Узнаю слова мамаши… Вы там, случаем, не спелись?
— Юна!
Его строгий возглас пробил душу. Я покачнулась и невольно принялась искать опору в стене. Мир вокруг вращался, холодный пот стекал по спине. Мгновение, и мне пришлось приглушать тошноту ладонью и стремительно бежать в уборную. Сама не поняла, как оказалась над белоснежным кольцом унитаза, моля Миру о помощи. Стресс узлом скрутил внутренности и осушал меня, как тот тюбик зубной пасты.
— Теперь куда лучше, — выдохнула я, стоя над умывальником. Ледяная вода приятно остужала кожу. Мысли внезапно проветрились, вместе с ними ушёл гнев. — Что это, чёрт возьми, было?
— Есть масса вариантов, — хмыкнула Мира, поправив мои волосы. — Но боюсь, ни один из них тебя не порадует.
— О чём ты?
Не успела девушка ответить, как послышался суетливый шорох в коридоре — должностное лицо пригласило граждан на заседание. Не теряя ни минуты, мы рванули вслед за остальными.
Ну вот и всё…
Оказавшись в зале, я заняла свободное место и быстро распознала взглядом знакомые лица: отца, Кабанова и его виртуозного родственника, теперь уже адвоката. Все они ютились на первых рядах, ухвативши «лучшие билеты в кино». Остальные участники, включая судью и свиту, не спешили занимать кресла: все шептались, предвкушая фееричное зрелище. Я же замерла в ожидании, нещадном и томительном.
— Держись, — прошептала Мира. — Он не должен увидеть тебя разбитой.
Дверь со скрипом распахнулась, показались ботинки конвоиров, а следом Тимур. Время сбавило ход, когда я снова его увидела. Не во сне, как было прежде, а наяву. Мгновение, и силуэт парня разбавили ненавистные решётки. За последнее время чёртовы прутья стали неотъемлемой его частью.
Как же сильно я успела соскучиться…
Стоило наших взглядам встретиться, как тот натянул улыбку. Тёплую, согревающую до самых костей. Едва ли я ответила ему взаимностью, ведь единственное, о чём мне удалось подумать, так это о перспективе увидеть парня в последний раз.
— Всем встать! Суд идёт! — громом прокатилось по помещению.
Процесс начался. Разговоры следователя и адвоката ушли на второй план. Я всё смотрела на Мая, старательно фиксируя его в памяти. Впрочем, как и он. Все значимые моменты «до» яркими вспышками будоражили память, заставляя сердце стремительно разгоняться. Только тогда груз упал с плеч, пусть на ничтожное мгновение.
Казалось, я ждала это вечность.
Конечно же, за ожиданием главного решения руки опустились, но я не сдалась. Продолжала держать кулачки, наивно веря в лучшее. И теперь, когда я находилась в нескольких шагах от парня, мир вовсе озарился надеждой.
— … он вторгался в личную жизнь, не говоря уже о посягательстве на громадные сбережения, — громкая жалоба следователя вырвала меня из размышлений.
— Вообще-то, — откашлялся Тимур, взмахнув указательным пальцем в воздухе, — я обворовывал богатого, чтобы накормить бедного. Считайте, что я современный Робин Гуд. Без лука и стрел, но с не менее чудным девайсом.
— И кого же ты вскармливал, хакер?
— Как кого? — искренне удивился он. — Себя.
— Тишина! — выкрикнула судья, пробив столешницу молотком.
— Молчу-молчу…
Мне хотелось рассмеяться ровно так же, как и расплакаться. Я давно усекла, что прониклась к Маю не за отличительное обаяние и невыносимость. Я полюбила его за изъяны и редкую честность. Однако, подобные качества были сродни проклятию. Даже сейчас, любая искренность считалась во вред. Но Тимур был из тех, кто избегал правила и всегда поступал по-своему, потому что не мог иначе.
В отличие от нас, он никогда не притворялся.
Неразборчивым эхом проносились слова отца, Кабанова, дядюшки-адвоката. Куда больнее врезались в сердце слова обвинителей и молчание присяжных. Для них он был вором, и только. Преступником, что не имел второго шанса. Все страшные грехи предназначались лишь ему.
— Он крал последнее! — кричал распухший мужчина. Его элитный костюм трещал по швам, едва сомкнувшись на необъятном пузе.
И, жертвуя, лишился всего!
— Он состоял в преступной группировке! — гласила женщина, с дорогим ридикюлем и выдающимся колье.
И только он помог её разоблачить!
— Такие как он способны на многое! Даже на убийство! — не моргнув, выдавал следователь.
Но он спас мою!
Негласные реплики терзали душу на части. Хотелось взвыть от бесчестности, взорваться от переизбытка чувств. И только рука Миры, что крепко сжимал мою, и улыбка Мая, не давали мне окончательно свихнуться.
Красной тряпкой стал приговор:
— Суд постановил: признать виновным Майского Тимура Романовича, XXXX года рождения, совершавшего преступления, предусмотренного статьёй № 159 часть 2 УК РФ, и приговорить к пяти годам лишения свободы, с отбыванием…
Мир рухнул. Сердце оборвалось.
Я вскочила с места, ища глазами Тимура. Он улыбался и позволял конвоирам сковывать себя наручниками. Позволял им лишать меня его.
— Нет! — вырвалось не спрашивая. — Вы допускаете ошибку!
— Юна… — тянула за кофту Мира.
— А как же смягчающие обстоятельства?! Он ведь пошёл навстречу закону! Почему же закон не пошёл на встречу ему?! Это жестоко!
— Перестань…
— Нет, не перестану! Я не согласна! — голос дрогнул. Слёзы застилали глаза. — Вы спустили на него всех собак, когда главный виновник наслаждается свободой! Одумайтесь, твою мать! Он не достоин такого приговора!
Судья смотрела на меня с сочувствием, остальные — с изумлением, и только Тимур с гордостью. Только он не считал меня сумасшедшей.
Нам было больно за друг друга.
Я кинулась к нему, невзирая на строгие запреты. Меня держал отец, его — два грозных амбала в погонах. За спиной зашептались присяжные.
— Я не позволю им… — слова поглотил плачь. — Не позволю.
Нас разделяло ничтожное расстояние, но в то же время он был недосягаем. Я боялась моргнуть и потерять без того перманентный образ.
— Живи своей судьбой, Мурка.
Тимур выдержал паузу, стараясь держаться непринуждённо. Его скулы ходили ходуном. Дыхание сбилось.
— Забудь меня, а я забуду тебя… Обещаю… — бросил он, прежде чем его увели.
* * *
— Скучаешь? — игривый голос вырвал меня из размышлений.
Обернувшись, я напоролась на стылый, как холод, взгляд. Он с интересом блуждал по открытому вырезу, позабыв о всяких манерах.
— Ты здесь впервые, не так ли? — ленивым кивком он приказал бармену убраться, а после учтиво подхватил мою ладонь. — Не припомню этих нежных рук… А память у меня безупречная.
«Если хоть кто-то упомянет мне о справедливости, я рассмеюсь ему в лицо», — вот уже несколько недель я засыпала и просыпалась с одной и той же мыслю. Бесконечно размышляла над тем, как непостоянна наша жизнь: ещё вчера поглощённый работой, упрямый и сильный её исполнитель, а уже сегодня — ненавидящий своё дело до мозга костей. Я мечтала «приструнить» Майского, жила этой
