Обречён любить тебя - Яна Мелевич
— Фу, от тебя воняет, — открестился Влад. — Давай я лучше у тебя интервью на расстоянии в два метра возьму?
— Еще чего, а как же с новости горящих полей? — усмехнулся Татошка, забирая свою одежду, однако одеваться не спешил.
— Может, накинешь что-нибудь? — вскинула брови Милана и резко отступила на шаг, заметив хитрую усмешку.
— Зачем? Не нравлюсь, что ли? Поздно, все. Бери, что дали.
— Э-э-э…
— Настаивала же, — разочарованно произнес Антон, наступая на Боярышникову и не обращая внимания на острые камни под ногами, что впивались в ступни. — Иди сюда, дорогая. Я тебя выбрал.
— Тони, стой, что ты… А! Убери руки!
Милана завизжала, стоило Антону сорваться с места и кинуться на нее. С дьявольским хохотом он обхватил Боярышникову со спины, отрывая от земли. Естественно, что в навозе и песке они перепачкались оба.
Ночное небо над долиной Омо напоминало темное покрывало, расшитое миллионом серебристых звезд. У большого костра вовсю плясали жители деревни, празднуя окончание церемонии инициации Антона. Одна из девушек ударила по ноге Влада и, не слушая его возражений, втянула в группу танцующих. Яркие языки оранжевого пламени отблескивали в украшениях мужчин и женщин, пока они громко смеялись, позволяя себе расслабиться.
Завтра им вновь вставать рано утром для работы на поле и пасеках. Каждый займется своим делом, будет приносить маленький вклад в жизнь племени. Но сегодня они просто веселились, совсем не думая о будущем.
— Я думал ты сейчас орать будешь, — хмыкнул Татошка, глядя на изображение отца. Картинка немного дернулась, но во взгляде Павла он уловил искру веселья и гордости. Неожиданно стало приятно.
— Еще чего, — хмыкнул Канарейкин, рассматривая сына. — Давно так не смеялся. По-моему, последний раз, когда вы всей толпой проникли в ресторан.
— Да, папаше не привыкать видеть свою копию голенькой. Когда-то сам на сцене гей-клуба мощами перед публикой тряс. Ох, тогда всю кассу у местных жиголо отбил, — радостно вклинился в разговор Ярослав, отпихивая друга в сторону.
— Гей-клуб? Папа? — недоуменно вскинул брови Татошка и приоткрыл от удивления рот.
— Ты что несешь, гиена? У тебя явно первые признаки деменции, всякую ерунду мелешь, — возмутился сразу же Павел, но как-то неубедительно.
— Не надо мне, Ярик все помнит. В тот прекрасный вечер на моей богине было такое короткое платье, что я в третий влюбился в ее длинные ноги!
— Значит, как сына идиотом звать за подвиги, так нормально. Но тебя никогда, — фыркнул Антон, веселясь от души над возмущенным выражением лица отца. Пока Павел пытался дотянуться до лучшего друга и ударить его, Татошка успел несколько раз подразнить родителя на тему вранья детям.
— Так, — сурового проговорил Канарейкин. — Яйцо динозавру права не предъявляет! Мне было всего двадцать девять, ты еще не значился в проекте на будущее и твоя мать должна была понять, какое сокровище ей досталось.
— И еще с сотню посетителей клуба, — расхохотался Тасманов.
— Татошечка, повиси немного. Сейчас я дядюшку Ярика утрамбую в диван посмертно и вернусь к нашему примирительному разговору, где строгий и умный отец внушает болвану-сыну, как он сильно его любит!
Антон услышал шорох и, подняв взгляд, увидел перед собой улыбающуюся Милану. Отключив ультра-планшет, он поднялся со своего места.
— Как поболтал с отцом? — поинтересовалась она прежде, чем оказалась в крепких объятиях.
— Все закончилось стандартным выяснением отношений между дядей Яриком и папой. Иногда я думаю, что мы все появились путем почкования от этой парочки. Или просто клоны. Хотя нет, — Антон подтолкнул Милану к танцующим и промурлыкал на ухо: — Я точно самый лучший получился.
— Позер.
— А шлепать тебя уже можно или для этого нужна африканская красная комната?
— Дурак!
Глава 24. Черное и белое
Россия, Москва
Ярослав окрестил Вадика с Наташей — Труляля и Траляля. Словно близнецы из знаменитой сказки, они расхаживали по офису в одинаковых клетчатых рубашках и общались на языке программирования. Едва столь тонкая, творческая натура как Тасманов слышала слова «сокс», «крекер» или «шкура», заслуженный работник культуры сразу тянулся к таблеткам и требовал перевода на нормальный язык.
— Наша тулза, — начал Вадик в очередной раз, но замер, едва Ярослав поднял руку. — Короче, наша программа выявила несколько ошибок на жестком диске.
Тасманов закатил глаза и сжал переносицу, чувствуя сильную головную боль. Очередная атака на сервер остановила работу целого фонда на полдня. Ни одна финансовая операция не проходила, базы данных оказались недоступны, а совершенные моноблоки с передовой системой защиты превратились в бесполезный кусок гибкого биоразлагаемого пластика. Поэтому Ярославу было важно понять причину, ведь именно этот фонд поддерживал политическую кампанию Канарейкина.
— Ты понимаешь, о чем он? — поинтересовался Тасманов, поворачиваясь к задумчивому Кенару. — Паша?
— А? — взгляд зеленых глаз показался Ярославу рассеянным.
— Ты слышишь? Труляля что-то бормотал о тузах, — сказал он, пытаясь понять причину такого поведения лучшего друга.
— Тулзах, — поправил Тасманова Вадик, но был проигнорирован.
До последних дебатов оставалось не так много времени. Подготовка отнимала все свободное время, пиар-команда готовила речи, дизайнеры подбирали костюмы. Каждая деталь и мелочь были тщательно продуманы. СМИ делали ставки, многие всерьез полагали, что у Марата Донского нет ни единого шанса.
— Выйдите, — коротко приказал Канарейкин, кивая Наташе с Вадиком на дверь.
Понадобилось несколько минут, чтобы ребята покинули помещение, и только после этого Павел коснулся панели на экране стола. Одно касание, и режим полной изоляции отрезал конференц-зал от любых сторонних звуков. Теперь никто не мог выйти или подключиться ко всей внутренней технике, не имея высшего доступа.
— Подготовь пути отступления, — проговорил неожиданно Павел, нарушая тягостное молчание. — Деньги у нас есть, выведи часть фондов из игры.
Несколько человек, сидящих за длинным столом, повернули головы.
Яркое солнце освещали зал совещаний в офисном здании, где располагалась политическая партия Павла Канарейкина. Сквозь прозрачное ультра-тонкое стекло лучи проникали внутрь и согревали теплом каждую поверхность. Взгляд самого кандидата в мэры был направлен как раз крыши небоскребов, будто там находился ответ на все вопросы бытия земного. Когда же неподалеку мелькнул охранный дрон, Павел очнулся и посмотрел на ошарашенные лица присутствующих.
— Паша? — Кира наклонила голову, осторожно
