Искры - Елена Сокол

– Боже, Илюха! – восклицает Никита, подходя к нам.

– Круто, да? – оживляется Илья и начинает демонстрировать бицепсы.

– Ты блестишь, как кусок сала!

– Да пошел ты.

– Или как…

– Дай-ка мне тебя обнять, – прыгает на него Илья.

– Только не… О-о-о-о! – стонет Никита.

Они толкаются, дерутся в шутку и хохочут, а я застываю, увидев Адамова, пересекающего площадку в одном полукомбезе со спущенными лямками.

О нет. На это невозможно смотреть. Я чувствовала его роскошное тело под своими пальцами той ночью в отеле, но видеть эту красоту средь бела дня, да еще в свете софитов, это… то еще испытание.

Брюки от полукомбеза сидят на его талии низко, демонстрируя косые мышцы живота. Под загорелой кожей при каждом движении перекатываются твердые, как сталь, мускулы. Адамов идет, ухмыляясь. И походка у него такая, будто его просто распирает от самодовольства. Сукин сын знает, что он хорош, и тащится от реакции немногочисленных девиц, участвующих в организации съемки.

Может, хватит? Ненароком доведешь одну из своих поклонниц до сердечного приступа!

Или этот козел испытывает меня на прочность? Так это бесполезно. Я совершенно равнодушна к увиденному… Абсолютно…

Вот только бы отвести глаза от этого идеального тела и перестать фиксировать каждую его деталь в собственной памяти. И как бы не простонать от возбуждения, наблюдая за тем, как он принимает мужественную позу, готовясь к съемке. Я жадно скольжу взглядом по его гладкой, будто выточенной из камня, груди и громко сглатываю.

Мне нельзя испытывать такие эмоции по отношению к мужчине, который разбил мое сердце в прошлом, но я буквально схожу с ума. Меня клинит. Мое тело воспламеняется изнутри и, кажется, вот-вот взорвется.

«Да приди ты уже в себя!» – орет внутренний голос.

И я отворачиваюсь к зеркалу как раз в тот момент, когда Адамову дают в руки бело-серого котика с большими грустными глазами. Маленький пушистик только подчеркивает его силу и размер… Боже, зачем я вспомнила про размер?

– Мне нравится ее высокий хвост, но заплетите его в косу, – отдает указания стилисту по прическам Инга, проходя мимо меня.

– Хорошо, сейчас! – бросается ко мне девушка-стилист. Усаживает меня на стул. – Вам плохо?

– Нет.

– Здесь действительно как будто душновато.

– Этот слишком блестит! – слышится голос Инги. Вот и Илье досталось. – Протрите его полотенцем!

У меня уходит минут пятнадцать, чтобы продышаться. Все это время я стараюсь не смотреть на площадку и вокруг себя – вообще в любое место, где могу натолкнуться взглядом на Адамова. А потом меня приглашают на площадку.

– А можно мне другую? – прошу я, когда нам подносят сфинкса. И перехожу на шепот: – Лысая киска больше подойдет Илье. Он их фанат. – Затем иду к девушке, у которой на коленях царственно развалился огромный темно-серый мейн-кун. Взгляд у него воинственный и раздраженный одновременно: – А вот этот – вылитая я.

– Только он тяжелый, – с улыбкой замечает девушка, – десять килограммов.

– Всего-то? – тяну руки я.

– Ух какой! – восхищенно и слегка настороженно замечает фотограф, увидев меня с этим здоровяком на руках. – Грозный какой.

– Ну, что вы, Пушок – настоящий душка, – говорит хозяйка кота, встав у него за спиной. – Только с виду серьезный.

– Уже мурлычет, – подтверждаю я, прижимая кота к груди.

– Отлично, – восклицает фотограф, сделав несколько снимков. – А ты можешь сделать такое же лицо, как у него?

– Такое? – спрашиваю я, демонстрируя уверенность, силу и чувство собственного превосходства.

– Огонь! – вскрикивает он.

– У нас так лучше не говорить, – смеюсь я.

– Пожар! – говорит фотограф. – А, ой! Понял. – Он смеется и снова наводит на нас камеру. – Кайф! Молодцы! А теперь улыбайся. Больше нежности! Да, вот так! Прижми котика к щеке!

Я полностью расслабляюсь и отдаюсь процессу. Руки действительно ощущают солидный вес котика, но для пожарной, привыкшей таскать на себе тяжелое оборудование, это как легкая разминка. Я улыбаюсь под вспышками, целую Пушка, чешу ему за ушком и… вдруг сталкиваюсь взглядом с Адамовым.

Он улыбается.

Что за ерунда? Его как будто расколдовали: он никогда столько не улыбался в жизни, сколько за последние дни.

– Ева! – кричит кто-то справа от него. Узнаю в силуэте актера Дубровского. Он вскидывает вверх руки, показывая мне большие пальцы. – Давай-давай! Красотка!

И я игриво посылаю ему воздушный поцелуй. Прямо на глазах у Адамова и всей нашей части.

Ну, а что? Пусть побесится. Или мне надо было все семь лет сидеть и верно ждать его у окна?

Но Даниле уже не до меня: на нем едва ли не виснет рыжеволосая бестия Инга. Она что-то говорит, вцепившись в его локоть. Затем громко смеется и снова льнет к нему. Эта девушка так активна, она умудряется совершать несколько движений в секунду. Не удивлюсь, если Адамов даже не заметит, как Инга лизнет его в грудь или просунет руку ему в штаны.

Он должен избавиться от нее. Оттолкнуть. Мазнуть по ней равнодушным взглядом и отвернуться. «Ну, же, Данила! Почему ты позволяешь ей трогать тебя?»

Я неотрывно слежу за их общением, позабыв, что нужно позировать фотографу. Мне до смерти хочется покончить со съемкой, подойти к этой наглой девице и приказать ей убрать руки от этого мужчины. У меня будто пожар разгорается внутри от желания оттаскать ее за волосы. Я хочу, чтобы Адамов немедленно отшил ее, но вместо этого он… улыбается.

Что? Нет. «Ты не можешь дарить ей свои улыбки, парень!»

Он так редко это делает, и при этом обретает такой обаятельный мальчишеский вид, что это не должно становиться достоянием общественности. Никто не должен знать, что ты так умеешь! Эти улыбки предназначаются только мне… Эй!

Но Данила кивает Инге и позволяет ей увести себя с площадки.

Мне кажется, будто я задыхаюсь.

Остановите кто-нибудь их!

– Вижу, вы оба устали, – говорит фотограф. – Все, отпускаю вас. Это была отличная съемка!

Я передаю котика хозяйке и спешу к зеркалу, чтобы снять этот долбаный слой тона толщиной в палец.

– Ну, как? – спрашивает Илюха, подойдя ко мне.

– Отлично, – бросаю я, не глядя на него.

– Я что-то волнуюсь, – признается он.

– Да забей, это всего лишь съемка.

– Ты чего такая злая?

– Я? Да я, мать ее, добрая фея! – рычу я, пытаясь отыскать на столике хоть что-то похожее на средство для снятия макияжа.

– А где Адамов? – оглядывается по сторонам Илья, каким-то невообразимым образом связав в голове мое настроение с Данилой.

– Я порезала его на мелкие кусочки и спрятала в морозилке, – отвечаю ему.

Илюхины глаза лезут на лоб.

– Понял, больше не пристаю.