Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви
Иисусе!
После ужина лучше не стало. Эвелин пригласила нескольких человек поиграть в покер, почти молодую пару, совладельцев и полных руководителей дорогого отеля «Вест Мун», пару почти столь же богатую, как и она сама, английских друзей, которые специально приехали из Монтего-Бей поиграть в покер. Все они были крепкими, настоящими игроками. И Грант любил с ними играть. Но в этот вечер не мог. Он был наполовину пьян, но атмосфера все еще оставалась душной. Хант, пьяный на три четверти, решительно остался внизу и играл, хотя хорошим игроком не был. Эвелин играла превосходно, когда карта шла, но когда нет, она не могла остановиться, надеясь выкарабкаться, и могла проиграть кучу денег. Ну, это она могла себе позволить. Все ждали таких вечеров, даже богатые друзья. Но Грант не мог оставаться. Он извинился и пошел наверх. Кэрол последовала за ним.
— Ты не думаешь, что это немного неумно? — спросил он, когда она вошла в комнату. Он прихватил выпить и улегся с «Карманным путеводителем по Западной Индии» сэра Альгернона Эспиналя.
— Возможно, — ответила она. — Наплевать. Эта Эвелин знает все обо всех и во всем мире. — Затем ее голос неожиданно стал трагичным. — О чем еще я должна позаботиться?
Грант читал.
— Пойдем в нашу комнату, — сказала Кэрол. — Я хочу с тобой поговорить. Серьезно. — Она унеслась.
Он отложил книгу и пошел. Сегодня вечером она была женщиной, а не учителем-наставником-Мастером, озабоченным карьерами. Никакой ругани «гав-гав-гав». Он ощущал, что все это теперь он хорошо знает. Что ж, такой акт был лучше, чем другой. Затем его бездушие заставило почувствовать себя виноватым.
Он все ей рассказал о предполагаемой поездке на Гранд-Бэнк еще вчера вечером, после того, как с ним поделился Бонхэм. Он даже не сказал, что поедет, только, что может так случиться, и она практически ничего не сказала и не проявила большого интереса. Поэтому когда в ее и Ханта комнате она сказала, что хотела бы поехать с ним, он удивился, спросив: «Зачем?» В самый раз, самое неправильное.
— Ну, — сказала она, мягко улыбаясь, а в глазах блеснули слезы, — возможно, это последняя наша совместная поездка. А мне хотелось бы. Своего рода приятный способ, понимаешь ли, попрощаться.
Грант взорвался.
— О, господи! — Такой нечестный способ получить преимущество.
— Женщина знает, когда ее больше не хотят, — глухо сказала Кэрол. Ею овладела отвлеченная печаль.
— Как и мужчина, — тихо ответил Грант.
— Но женщина, будучи более интуитивной, более зависимой, принужденной занимать второе место, узнает об этом раньше мужчины, я думаю.
Подобные вещи всегда приводили его в бешенство.
— Слушай, черт подери! Ты всегда сама говорила, что я когда-то должен буду жениться. Я слушал, как ты говорила своим друзьям — говорила Эвелин и говорила дома, — что когда-нибудь ты должна будешь подобрать мне хорошую жену! Господи! — Понимая, как все это смешно звучит, он все-таки не мог удержаться. — Ну, а как насчет того, чтобы позволить мне подобрать себе эту проклятую жену? Что тут такого? Даже такой тридцатишестилетний мальчик, как я, должен иметь на это право! Господи! — снова сказал он и вцепился себе в волосы. Как он мог попасть в такую мышеловку.
— Но я никогда по-настоящему не имела этого в виду, — сказала Кэрол. — Это была просто болтовня. Я никогда не думала, что это наступит… Я полагаю, так и все…
— А, ладно! Соскочи с этого! Ты шутишь? — взревел Грант, размахивая руками. — Когда мне будет пятьдесят, тебе будет под семьдесят. Ты свое получила.
— Я знаю, — сказала Кэрол, — и смиренно прошу тебя, пожалуйста, возьми меня с собой в эту поездку. Пожалуйста, позволь мне. Это будет прощальный подарок. Совместная поездка на прощание. На добрую память.
— Хорошо, — тихо сказал Грант. — Но на этих условиях… и если Бонхэм согласится.
— Бонхэм согласится, — с умной улыбкой сказала Кэрол. — Раз ты оплачиваешь его самолет и его расходы.
Снова она поразила его. Он не переставал ей удивляться.
— А как насчет Ханта?
— Хант меня хорошо понимает. Лучше, чем ты, — печально сказала Кэрол.
— Уверен, так оно и есть, — сказал Грант. Ему хотелось как можно быстрее покончить с этим. — О'кей. Если Бонхэм даст о'кей. И на этих условиях. Твоих собственных условиях.
Кэрол Эбернати кивнула. Но он уже как-то понял, что на самом деле она не это имела в виду, или имела в виду настоять, или даже поверить в это. Господи!
— Спасибо, Рон, — несчастно сказала она и вздохнула. — Когда приезжает твоя новая девушка?
— Не твое дело, — снова взъярился он. — Еще не знаю. Уж во всяком случае после поездки на Гранд-Бэнк.
— И ты возьмешь ее в Кингстон?
— Намереваюсь. Да, — жестоко сказал он. — Почему бы и нет? — Но он все еще не решил окончательно.
— Надеюсь, вы хорошо проведете время, — сказала Кэрол, — пообещай мне только одно. Что ты не женишься на ней, пока не узнаешь ее получше. Это ты мне обязан пообещать. После стольких лет помощи в твоей работе и карьере.
— О господи! — закричал Грант, вновь вцепляясь в волосы. Такое жалкое самоуничижение, при всей явной его фальши, уничтожало его.
В комнате был большой стол в стиле ампир, который внесли сюда по распоряжению Эвелин, чтобы Кэрол Эбернати могла «работать» и «переписываться» с труппой Маленького театра, хотя все они молчаливо понимали (исключая разве что Кэрол), что это была полушутка; около стола стояло большое, тяжелое современное металлическое вращающееся деловое кресло. Грант, стоя около него, огляделся вокруг, как ребенок, обманутый нелогичностью взрослых и задетый в своих самых заветных чаяниях, в поисках выхода своему отчаянию поднял ногу и изо всех сил ударил по креслу, ушибив пальцы ног сквозь мягкую плетеную туфлю. Кресло на колесиках пролетело по кафельному полу через всю комнату и ударило ее по коленке. Ее реакция была мгновенной и пронзительной.
Автоматически взвизгнув «Ой!», она вскочила, поставила ногу на скамеечку, потерла коленку и с ослепшими от гнева глазами завопила:
— Ты ударил женщину! Ты стукнул женщину! Ты ударил женское существо!
— Нет! — запротестовал Грант. У него было чувство, будто ему выламывали руки. — Нет! Я ударил по креслу! Кресло стукнуло по коленке! Но я этого не хотел! — Конец этой идиотской речи он произносил едва ли не умоляющим тоном.
— Ты стукнул леди! — сама по себе визжала Кэрол, ее темные глаза слепо и сумасшедше сверкали. — Я всегда знала, что ты — подлая, дьявольская, дегенеративная скотина!
И в этот момент к ним вошла Эвелин де Блистейн. Сначала предусмотрительно — но не настолько предусмотрительно, чтобы не расслышать и не заметить, — в дверь постучали.
