Оставь себе Манхэттен - Данжелико П,

Миллер положил распечатки контрактов, которые я просила его сделать, на мой стол.

– Как насчет того, чтобы выпить по парочке коктейлей?

Часы показывали полвосьмого вечера, а я все еще не закончила просматривать информацию обо всех сделках, которые Фрэнк заключил перед кончиной. Карьера – единственное, что помогало мне удержаться на плаву, вот почему я вкладывала в нее все силы, которые у меня остались. Я была уверена, что, если перестану работать, умру от разрыва сердца. Одним махом я потеряла двух мужчин, которых любила больше всего на свете. За исключением мистера Смита.

– Не могу. Следующие несколько недель буду работать допоздна, пока меня официально не назначат генеральным директором.

Завещание, по-видимому, было озвучено, и правление ознакомилось с пожеланиями Фрэнка. Благодаря этому процесс передачи должности проходил довольно легко. Единственной сложностью оказался Скотт, который не вернулся в Вайоминг сразу после похорон, как я ожидала. Вместо этого он был здесь, в «Блэкстоун Холдинг», каждый божий день закрывался в кабинете Фрэнка, просматривая его документы. Атмосфера в офисе была напряженной, и все это чувствовали.

– Отдохни хотя бы часок.

Мой взгляд переместился с показателей рентабельности инвестиций к файлам с данными о коммерческой недвижимости на Каймановых островах.

– Не могу.

Он помолчал, прежде чем заговорить снова:

– Ты разговаривала с ним?

Существовал только один он.

– Скотт не хочет со мной разговаривать. Мы столкнулись в комнате отдыха, и он даже не посмотрел на меня… Похоже, он считает, что я виновата в смерти Фрэнка. Мыслит нерационально.

Миллер понимающе кивнул.

– Позволь мне рассказать тебе о мужском эго, Сид…

– Да, да, я знаю, оно очень нежное. И если как-то не так себя повести, можно его ранить.

Миллер поморщился.

– Мы все еще говорим об эго?

– Что ты хочешь этим сказать? – ответила я, немного сбитая с толку.

– Я хочу сказать, что ты выставила его в плохом свете. Самолюбию Скотта был нанесен прямой удар, и теперь ему нужно время, чтобы оправиться. В конце концов он придет в себя.

Все, что я могла сделать, – сохранить надежду.

Вскоре после разговора Миллер ушел, а полчаса спустя я выключила компьютер, взяла сумку и куртку и направилась к лифтам.

На всем этаже не осталось никого, кроме уборщиц. Лампы отбрасывали причудливые тени на покрытый ковролином пол. Прозвенел звонок, и двери лифта открылись прямо передо мной. В следующее мгновение я обнаружила, что сижу на заднице, а по мне топчутся два мохнатых зверя. Я бы узнала этих собак из тысячи. Начав гладить животных, я рассмеялась впервые за несколько недель.

Скуля и плача, Ромео тыкался в меня мокрым носом, оставляя влажные следы на белой шелковой блузке, в то время как язык Джульетты скользил по моему лицу.

В поле зрения появилась пара итальянских ботинок ручной работы. Мой взгляд скользнул по ногам, обтянутым темной джинсовой тканью, к черной кожаной куртке и остановился на лице Скотта, бесстрастное выражение которого говорило само за себя. Скотт выглядел таким красивым и неприступным, что мне снова захотелось плакать.

– Пошли, – позвал он собак, натягивая на них ошейники.

Медленно и неуклюже – потому что на мне была юбка-карандаш с вырезом сзади – я поднялась с пола и повернулась к нему лицом, стараясь выдержать его непроницаемый, немигающий взгляд. Он даже не пошевелился, чтобы помочь мне встать, придурок.

– Я забыл ключи…

Его голос затих, когда он уставился на меня.

Собаки продолжали тереться о мои руки, и я наклонилась, чтобы поцеловать их в макушки. Боже, я так скучала по ним. Но не так сильно, как по мужчине, которого любила.

– Как поживает твоя мама? – спросила я, заставляя себя выпрямиться и проигнорировать явное негодование, которое Скотт испытывал, находясь рядом со мной. Я буквально чувствовала, как оно волнами исходит от него.

– Справляется… мы все справляемся.

Я кивнула и на мгновение отвернулась.

– Скотт, я…

– Я собирался позвонить тебе, – его взгляд опустился, – но раз уж ты здесь… – Осознание того, что он хочет со мной поговорить, заставило сердце заболеть, настолько сильным было облегчение. Я уже собиралась протянуть руку и коснуться его, когда Скотт заговорил снова. – Я подаю на развод.

Мое сердце больше не болело. Оно вообще перестало биться. Глаза наполнились слезами. Я чувствовала, как рыдания подступают к горлу вместе с желчью.

Развод. Развод. Развод.

Это слово не переставая звучало в голове.

– Мы можем просто поговорить, прежде чем ты примешь окончательное решение? – взмолилась я.

К черту гордость. Необходимо действовать. Переговоры были моим коньком. Я инстинктивно угадывала, когда другая сторона готова уступить или отказаться от сделки, когда она понимала, что соотношение затрат и выгоды изменилось в противоположную сторону. У Скотта был вид человека, готового обрубить со мной любую связь и сократить потери.

– О чем? О том, что ты лгала мне на протяжении нескольких месяцев? – спокойно парировал он. – Ты, должно быть, здорово посмеялась надо мной.

– Нет, – перебила я. – Нет, я чувствовала себя ужасно…

– …то, как я поступил, меркнет по сравнению с тем, что сделала ты. Ждала подходящего момента, чтобы всадить мне нож в спину? Таков был план?

– Твой отец настаивал на том, чтобы я тебе ничего не говорила! – закричала я, не в силах больше сдерживаться. – Я спрашивала его снова и снова, когда он тебе все расскажет, а он все повторял – скоро. Он сказал, что врачи дали ему год. Мне жаль, что его больше нет и он не может объяснить все сам. Мне жаль, что он так поступил с тобой, но я не могла предать его доверие. Фрэнк дал мне все, абсолютно все, Скотт… Я… не могла так с ним поступить. – Его щеки вспыхнули. Скотт покраснел, взгляд стал жестким. Он обошел меня и направился прочь. – Скотт!

– Найми адвоката, – бросил он, поворачиваясь, – и не питай особых надежд. Я скорее сожгу все дотла, чем увижу, как тебе достанется хоть что-то.

Пятясь, он поднял руки, указывая на свой кабинет, собаки побежали за ним.

– Мне ничего из этого не нужно…

Я смахнула слезы, бегущие по щекам, и постаралась, чтобы голос звучал ровно. У меня оставался единственный шанс все исправить, и я пошла ва-банк.

– Я люблю тебя… Все, чего я хочу, – это ты.

Он резко остановился. Его челюсть задвигалась, глаза сверкали от едва сдерживаемой ярости.

– В самом деле? Звучит так искренне, ты легко могла бы одурачить меня. Но я не попадусь на одну удочку дважды.

Затем он повернулся и пошел прочь. Ни разу не оглянувшись.

Глава 22

Мне больше нечего терять. Я была подавлена, вела однообразную жизнь, не чувствуя к ней никакого вкуса. Все, что от меня осталось, – пустая оболочка человека. Впервые в жизни работа не приносила мне ни удовлетворения, ни удовольствия. Это он тоже у меня отнял.

На следующий день после нашего со Скоттом разговора в мой кабинет без приглашения ввалился заклятый враг. Он направился прямиком к панорамным окнам, выходящим на Пятую авеню, и уселся в кресло, широко расставив ноги, будто это был его кабинет. Для Гастингса такое поведение было нормой, и я выносила его, как и в любое другое время, – с терпением святоши, сдерживаясь, чтобы закатывать глаза.

– Тебя что-то беспокоит? – спросила я, не отрывая взгляда от таблиц на экране компьютера. – В смысле, помимо того, что ты крайне разочарован тем, что тебя не назначили генеральным директором.

Краем глаза я заметила, как дрогнули его губы.

– Услышав подобное из уст более слабого человека, я бы воспринял это как оскорбление.

Это вызвало у меня улыбку. Вздернув подбородок, я лениво переключила внимание на коллегу. Любой посчитал бы Деймона красивым. Он был статным мужчиной со светло-коричневой кожей, острыми скулами, волевым подбородком и пронзительными миндалевидными глазами, один взгляд которых заставил бы любого дважды подумать, прежде чем перейти ему дорогу.