Оставь себе Манхэттен - Данжелико П,
Скотт нахмурился, и я сжала трясущиеся руки в кулаки.
– Сказал тебе? Мой отец сказал тебе, что у него рак?
Он повысил голос, и всякая надежда на то, что он поймет, в какое затруднительное положение я попала, испарилась. Смысл происходящего начал доходить до меня, я знала, что будет дальше. Мне будет больно. Я чувствовала себя так, словно стою в полный рост на берегу перед надвигающейся приливной волной. Я знала, что она убьет меня, когда наконец обрушится, и избежать этого было невозможно. Фрэнк, упокой Господь его душу, лишил меня всякого шанса решить все мирным путем.
– Он сказал мне… сказал еще в декабре.
– В декабре, – тихо повторил Скотт, выражение его прекрасного лица постоянно менялось.
Сначала он был озадачен, потом зол, потом опечален… прошел все стадии горя.
А я тем временем чувствовала только невыносимый ужас.
– Ты с декабря знала, что у моего старика рак?
Гнев постепенно брал верх над всеми остальными эмоциями.
– Да. Он просил меня никому не говорить, и как его юрист…
– Не надо! – Его лицо исказилось от отвращения. – Не говори этого, не оправдывайся, черт возьми.
Голова Скотта откинулась назад, глаза уставились в потолок. Он уперся руками в бока и набрал полную грудь воздуха, она поднималась и опускалась. На мгновение я испугалась, что ему станет плохо.
Когда он наконец повернулся ко мне, в его взгляде читалась неприкрытая ненависть.
– Расскажи, как все было, с самого начала. В декабре он сказал тебе, что у него рак. Рак чего? И почему он немедленно не обратился к врачу?
Меня крупно трясло. Даже мой голос дрожал. Эта ситуация загнала меня в тупик. Скотт с мягкой настойчивостью разрушил защитные стены, которые я воздвигла в попытке защититься от внешнего мира, лишив меня возможности за себя постоять. От моего самообладания остались одни руины.
– Меланома. Он сказал, что это неизлечимо. Я умоляла его попытаться, посетить доктора Андерсона, но он не слушал.
С каждым моим словом презрение Скотта ко мне росло, проникало под кожу и въедалось в кости. Я видела это по его лицу. По его позе. Это был худший вариант развития событий.
– И ты не ощутила никакой необходимости поделиться этой новостью с кем-нибудь, например… ну, не знаю, может быть, со мной?!
Я вздрогнула.
– Твоя мама тоже знала.
Это была жалкая попытка отвлечь от себя внимание, в тот момент я была готова на что угодно, лишь бы остановить этот поток ненависти, направленный на меня.
Скотт медленно кивнул. Это выглядело зловеще.
– Декабрь… когда произошла чертова договоренность с браком…
Я не думала, что смогу чувствовать себя еще хуже.
– Когда он решил передать компанию тебе. И ты согласилась на это добровольно, не так ли? Ты сохранила его секрет, потому что это означало, что ты получишь повышение, о котором так мечтала.
– Нет. Нет, Скотт. – Покачав головой, я попыталась переубедить его. – Это не так…
– Да, – продолжил он, перебивая меня пугающе спокойным голосом. – Теперь все встало на свои места. Я лечу в Нью-Йорк один. – Помолчав, он провел рукой по волосам. – Я хочу, чтобы к моему возвращению тебя не было в этом доме.
Скотт вышел и захлопнул дверь с такой силой, что она распахнулась вновь.
Девушке можно помечтать. Но иногда даже самые светлые мечты оборачиваются кошмарами.
♥ ♥ ♥
– Филантроп, магнат недвижимости, офицер морского флота, известный шутник…
Толпа, заполнившая Центральную пресвитерианскую церковь на Парк-авеню, посмеялась вместе со священником.
– …Франклин Маршалл Блэкстоун мог быть кем угодно, но больше всего ему нравилась роль мужа…
В церкви было, наверное, человек пятьсот, и все они повернулись к первой скамье, на которой, сложив руки на коленях, сидела Марджори, как всегда элегантная, в строгом черном костюме, со стоическим выражением лица. По обе стороны от нее сидели сын и дочь.
– …отца, дедушки. Франклин Маршалл Блэкстоун ценил семью превыше всего…
Священник продолжал произносить речь, пока я украдкой поглядывала на затылок Скотта и наблюдала за тем, как Джон утешает Девин, плачущую в его объятиях. Портрет Фрэнка, на котором он выглядел поистине величественно, стоял на подставке рядом с гробом из блестящего клена, покрытым белыми цветами. Вообще все помещение было усыпано белыми цветами.
Больше всего на свете я любила мужчину, усмехающегося присутствующим с портрета, но в то же время была так на него зла. Зла из-за того, что он приложил руку к разрушению отношений, к которым меня, по сути, сам и принудил. Я задавалась вопросом, слышал ли Фрэнк, как я проклинала его, когда сидела среди огромной толпы, состоящей из самых разных людей. Многие из них пришли сюда, чтобы искренне оплакать его уход, в то время как остальные появились, чтобы их фотографии мелькнули в Time и New York Post. Это многое говорило о Фрэнке. Обычно люди, читавшие эти две газеты, не общались друг с другом, но Фрэнк смог объединить и их.
После того как Скотт ушел, оставив меня стоять, заливаясь слезами, я написала Дрейку, чтобы он приехал и забрал собак. Затем собрала все свои вещи, все, что было в его доме, и отправила коробки с ними в отделение доставки FedEx в городе.
Я улетела следующим рейсом, даже не заехав к Лорел попрощаться, и проплакала весь полет. Затем села в такси. И проплакала всю дорогу до города. Когда мы попали в пробку в туннеле Мидтаун, я была уверена, что водитель не выдержит и высадит меня у обочины. Едва открыв входную дверь в квартиру, я разрыдалась снова. Я была уверена, что ко дню похорон выплакала все слезы. Хотя никогда не знаешь наверняка.
Видно почувствовав на себе чей-то взгляд, Скотт слегка повернул голову и внимательно оглядел скорбящих людей позади и справа от него с холодной расчетливой точностью. Он побрился, его волосы снова были идеально уложены. Одетый с иголочки и показательно спокойный, он казался мне чужим.
Каким-то образом он отыскал меня в толпе. На мгновение наши взгляды встретились, и выражение его лица стало совершенно ледяным. Я не была уверена, что хуже – его вспыльчивость или холодное презрение.
– Что, черт возьми, с ним не так? Что это за взгляд серийного убийцы, которым он меня наградил? – прошептал Миллер, сидевший справа от меня.
Мне потребовалось добрых десять минут, чтобы, тяжело дыша, собраться с духом и подойти к Блэкстоунам перед началом церемонии. Марджори одарила меня слабой сочувственной улыбкой, которая вселила в меня надежду на принятие, но один уничтожающий взгляд Скотта подсказал, что мне лучше поискать другое место, чтобы присесть. Если раньше я воспринималась как член семьи, то теперь было совершенно очевидно, что я стала для Блэкстоунов персоной нон грата. Вот почему на церемонии я сидела далеко от них, по другую сторону прохода, рядом с Миллером. И ловила на себе любопытные взгляды всех присутствующих. Люди удивлялись, почему я не сижу рядом с мужем.
– Этот взгляд предназначался мне, – прошептала я в ответ. – Думаю, он уже добавил меня в черный список.
На скамье прямо перед нами сидела пожилая женщина, одетая в изысканный костюм Chanel. Ее белоснежные волосы были аккуратно подстрижены под каре. Внезапно она обернулась и, высокомерно поджав губы, шикнула. Миллер наклонился ближе ко мне.
– Дай ему немного времени остыть… Он это переживет.
– Я в этом не уверена.
Страх, что предстоящий разговор со Скоттом обернется словами о разводе, сковал меня, и я не решилась высказать свои опасения.
Мне искренне хотелось верить Миллеру. Я была подавлена, но не собиралась сдаваться.
♥ ♥ ♥
– Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? – в миллионный раз за эту неделю спросил Миллер.
Оторвав взгляд от экрана компьютера, я перестала печатать и устремила равнодушный взгляд на своего единственного друга.
– Накрыть мое лицо подушкой и задушить?
