Татьяна Тронина - Мода на невинность
– Кем? – озадаченно переспросила я. – В этих родственных связях сам черт ногу сломит, тут надо какого-нибудь специалиста. Дядя-тетя, свекровь-золовка – это еще туда-сюда, но вот кем они друг другу приходятся... А это, именно это, – так ли важно?
– Да, в общем, тоже... Ник – внучатый племянник Николая Александровича, значит, его дети Нику...
– Нет, давай по-другому, Николай Александрович – двоюродный дедушка Нику, значит, его дети...
– Его дети отцу Ника, который сейчас жив-здоров и ни одного седого волоса, – двоюродные братья, значит, Нику они двоюродные дядья...
– Двоюродные? Может быть, троюродные? И не дядья, а братья, но вот в какой степени родства...
– Ах, какая разница! – яростным шепотом воскликнула Инесса, сверкая глазами. – Они все равно родственники, а в какой степени – это уже не важно.
– Ладно, будем считать Бориса и Глеба дядьями Ника. А он им кто? Внучатый племянник? Но он же сам по себе уже внучатый племянник Николая Александровича...
– О господи... Ты мне лучше скажи, Оленька, они похожи?
– Кто? Двоюродные дяди...
– Ник и мальчики!
Я глубоко задумалась. Поистине сегодняшние события и открывшиеся передо мной тайны окончательно выбили меня из колеи.
– А ведь правда... – удивленно сказала я. – Что-то есть... Они смуглые и темноволосые, но у Глеба волосы совсем черные, и, как я предполагаю, со временем он будет гораздо красивее Ника, ты родила настоящего античного героя, что-то такое инфернальное...
– Брутальное! – заломила руки Инесса, вращая глазами. – Маргинальное! – даже гримасничая, она была прекрасна. – Опять эти дурацкие слова! Ты вот лучше скажи, показывать ли мне Нику медальон? Нет, сердоликового котенка и еще кое-какие вещи, которые подарил мне Николай Александрович перед смертью, я нашему гостю покажу – он всем соседям что-то оставил, но медальон...
– Ах, на котором Франсуа Боле, общий предок Николая Александровича и Григория Александровича...
– Точнее, их дедушка. У Франсуа Боле в России родилась дочь, и эта дочь вышла замуж за представителя славного и древнего рода Ивашовых, и у нее родилось два сына, которых впоследствии октябрьская катастрофа разметала по свету...
– Умоляю, больше никаких бабушек и дедушек, я окончательно в них запуталась! Впрочем, главное я поняла – ты не хочешь показывать медальон Нику... Но почему?
– Потому что сразу станет ясно, что все они похожи – Франсуа Боле, Ник, мои дети... Все догадаются тогда, от кого мои дети!
– Ничего не догадаются, – решительно заявила я. – Это только нам с тобой очевидно, потому что мы знаем, а остальным это просто в голову не придет. Ну-ка, покажи еще раз...
Инесса полезла в шкаф и достала серебряный медальон, откинула потертую крышку... С каким-то странным чувством я смотрела теперь на Франсуа Боле, офицера наполеоновской армии, которому вздумалось остаться в России и завести здесь семью, а не вернуться на родные просторы своей Бретани или Гаскони... Кроме того, я испытывала некое благоговение, даже с легким оттенком зависти – надо же, некоторые люди знают своих предков, обладают какими-то вещами, бережно хранимыми столетиями! Я же, например, совершенно не помнила, кто был мой прадедушка и откуда он родом... Интересно, моя тетя в курсе генеалогических переплетений нашего рода? Надо ее спросить...
Эмаль на медальоне была потрескавшаяся, изображение довольно мелкое, хотя и четкое, мундир на офицере французской армии – достаточно яркий, что тоже отвлекало...
– Не похож... – решительно сказала я. – То есть похож, но ни за что не догадаться. Все мужчины с длинными волосами похожи... Кстати, как этот Франсуа оказался в России?
– Я же тебе рассказывала... – рассеянно пробормотала Инесса, тоже пристально разглядывая медальон. – Война восемьсот двенадцатого года... был пленен, да так и остался.
– А сам он откуда? Его историю ты знаешь?
– Нет, – с огорчением ответила Инесса. – Не помню, чтобы Николай Александрович рассказывал о своей французской ветви...
– Это юг... юг Франции. Похоже?
– Да, пожалуй, что так... Гаскония, Д'Артаньян и все такое... Глеб совсем французик.
– Да и Борис тоже, но Борис стрижется коротко...
– Еще бы он не стригся! – сердито заметила Инесса. – Я и до Глеба скоро доберусь...
– Но как причудливо мешается кровь... – мечтательно протянула я.
– Она не мешается, она сохраняется, любительница цитат...
Инесса отложила медальон в сторону и улыбнулась – светло и задумчиво. Теперь я точно видела – она ни о чем не жалеет. Как я хотела быть такой же, как я хотела, чтобы и в моей истории было нечто подобное – загадочное и романтическое, с медальонами и дворянскими предками, но – увы! От воспоминания о Вадиме Петровиче я пришла в себя.
– Почему ты не хочешь рассказать мальчикам об их отце? – вдруг спросила я. – Ну хоть когда-нибудь ты им расскажешь?
– Когда-нибудь...
– Ты уверена? А вдруг не успеешь? В жизни всякое бывает... будешь тянуть до глубокой старости, а там и забудешь все, в приступе старческого маразма!
– Да ну тебя! – расхохоталась Инесса. – Какой еще маразм? – но потом внезапно стала серьезной. – От Николая Александровича осталось еще письмо. Письмо Глебу... о Борисе он так и не узнал. Когда Глебу исполнится восемнадцать, я отдам ему.
– Ты хорошо спрятала письмо? А что, если кто-нибудь найдет его раньше?
– Не найдет... Тебе я, пожалуй, скажу, где оно, – в среднем ящике моего стола, там все документы. – Она указала рукой на стоявший у окна дубовый секретер, бывший одновременно и подставкой компьютеру.
– Где все документы?! – ужаснулась я. – Нет, ты сумасшедшая... Ты бы хоть сейф какой-нибудь завела.
– У нас никто по столам не лазит, – надулась Инесса. – И стол закрыт на ключик...
– На ключик!
– Оленька, голубушка, ты все так близко к сердцу принимаешь... Письмо никто не найдет, потому что оно хоть и в ящике с документами, но не лежит с ними вперемешку, я приклеила его скотчем к обратной поверхности стола. Чтобы найти письмо, надо быть Штирлицем... Поверь – если нужно что-то скрыть от людских глаз, вовсе не обязательно прятать это в сейф, за семь замков...
– Сама ты любительница цитат...
– Шерлок Холмс был прав!
– А тебе... а тебе понравился Ник? – вдруг спросила я.
– Ник? Я не знаю... Что за девчоночий разговор! – нахмурилась Инесса. – Понравился, не понравился... Я слишком рациональный человек, чтобы верить в капитана Грея под алыми парусами!
– И ты... ты не отдашь ему медальон?
– Нет. Показать – покажу, я думаю, все, у кого остались какие-то вещи Николая Сергеевича, покажут их Нику, но отдавать... Медальон и все остальное принадлежит моим детям. Когда они узнают... а когда-нибудь дети узнают об этом точно, они не простят мне, что я так легко рассталась с вещами их отца.