Ты - Моя Вера - Яна Войнова
― Мы же договорились не трогать родных и близких! — накинулся Волков, как только ему ответили. В трубке повисло тяжелое молчание.
― Что у тебя случилось? — спросил Феликс.
― Моего сына похитили. Ребенку пять лет. Вы охренели?! Вы хоть представляете, что я с вами сделаю, если хоть волос упадет с его головы?!
― Заканчивай истерику, — буркнул Феликс. — Я детей не трогаю.
― Это ты сестре десятилетнего Николая Монастырского скажи! — рявкнул Волков. — Клянусь, Феликс, если я узнаю, что это ваших рук дело, я начну отстреливать вашу ратию по одному!
― Дай мне пару часов. Я скину адрес, где держат ребенка, — ответил Феликс.
― Феликс, если с моим сыном…
― Я понял тебя, — отрезал смотрящий по области. — Но уверяю тебя, это не мы.
― А если Минаев вновь проявил инициативу?
― Он получил четкий приказ тебя не трогать. На связи, Стас. Впредь, еще раз повысишь на меня голос, я тебе горло перережу, — Феликс отключился. Служба безопасности Волкова искала похитителя, но безуспешно. А вот смотрящий по области сдержал слово. В городе у него было столько невидимых глаз, которые следили за положением в столице, что и не счесть. И через пару часов у Стаса был нужный адрес. Он связался с нужными людьми, и вскоре в его распоряжении был целый отряд ОМОНа.
Волков хотел отправить жену домой. Но она наотрез отказалась уезжать, обещала сидеть в машине и не высовываться. Пришлось взять ее с собой. Они приехали в очень бедный район города. Многоэтажный дом, в котором, по словам Феликса, держали Мишу, был полуразваленный.
― Откуда у вас этот адрес? — спросил майор, давая распоряжение своим людям оцепить квартал.
― Птичка нашептала, — хмыкнул Карен.
― Звонки с требованием выкупа были?
― Нет.
― Снайперы на крыше. Видим объект. Ждем команды, — послышалось из рации.
― Какие нахрен снайперы?! — рявкнул Волков. — Там ребенок!
― Станислав Георгиевич, доверьтесь нам, — ответил майор. — Отряд уже у двери. Штурмовать будем по необходимости. Сейчас ведем переговоры с похитительницей.
― Это женщина? — удивился Волков.
― Майор, у нас проблемы. Она держит ребенка на прицеле. Снайпер выстрелить не рискует. И она требует Волкова. Разговаривать будет только с ним, — доложили по рации майору.
― Этого не будет.
― Я пойду!
― Станислав Георгиевич…
― Не обсуждается, — отрезал Стас. Похитительница не шла на контакт. Штурмовать они не рисковали. Поэтому им пришлось отпустить Волкова, предварительно надев на него бронежилет. Его проинструктировали, прежде чем впустить в квартиру. Он должен был оценить обстановку и дать знак стоящему за дверью спецназу, чтобы они могли ворваться внутрь. Когда Волков вошел в квартиру, он был ошарашен. Везде на стенах этого убогого помещения вместо обоев были расклеены фотографии его семьи. Вот он у входа своего офиса, вот Анна на крыльце в консерватории, Миша у здания клиники. За ним следили долго и методично.
― Как тебе? — женщина обвела глазами расклеенные ветхие стены. Она с силой прижимала к себе плачущего взахлеб ребенка, у виска которого был пистолет, как бы отгораживаясь и не разрешая Стасу подойти ближе. — Помнишь, я мечтала стать фотографом. В какой-то мере моя мечта сбылась! Что, не узнал? — спросила уродливая тучная женщина, лицо которой было полностью обезображено. На полном лице громоздились огромные рванные застарелые шрамы, словно ее лицо грубо латали не один раз. Ее глаз был неестественного светлого оттенка, явно вставленный, и она сильно прихрамывала на одну ногу.
Нет, Волков ее узнал… Прошло двадцать два года, но ее обезображенное лицо он никогда не забудет.
― Оля, отпусти ребенка, — попросил Стас, виновато опуская глаза. — Он ни в чем не виноват.
― Око за око, Стас! — противно засмеялась женщина. Ее жуткий хриплый голос резал слух. К горлу Стаса подкатил тошнотворный комок. Стало мучительно больно, словно в данную секунду ему наживую резали кадык сотнями острых листов бумаги. И терпимо, и невыносимо одновременно…
― Чего ты хочешь, Оля? Денег?
― Идиот! Ты думаешь, мне нужны твои деньги?! Твой дедушка и так неплохо заплатил мне, чтобы я молчала. Я и молчала. Целых двадцать два года! Заткнись! — кричала она на рыдающего ребенка.
― Миша, не бойся, — обратился он к сыну. — Все будет хорошо. Начни считать, — он и не надеялся, что сын его послушает. Мальчик обычно его игнорировал. Тем не менее, уже через секунду послышались тихие всхлипы и неуверенный голос Миши:
― Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
― Оля, оставь ребенка в покое! Ты хочешь отомстить мне? Пожалуйста! А его отпусти. Он не виноват!
― Он твоя кровь! Он уже виноват!
― Чего ты хочешь?
― Я же объяснила! Око за око, Стас! Я хочу, чтобы ты сделал с собой то же, что и со мной! Я хотела сотворить это с твоим ребенком, но раз ты любезно зашел в гости… Так уж и быть! Возьми со стола нож. Только без глупостей, или я пущу твоему выродку пулю! — женщина была явно не в себе. И Стас не мог ее в этом винить. Он медленно подошел и взял нож.
― Оля, тебе нужна помощь! Я все организую. И все оплачу. В тюрьму ты не сядешь. Здание окружено. Тебя не выпустят отсюда. Отпусти ребенка, и мы все уладим!
― Оплатишь?! — она снова жутко засмеялась. — Как ты, ублюдок, оплатишь мне это?! — едва не сорвалась на визг, выставляя на яркий солнечный свет свое изуродованное лицо. — Как ты оплатишь мою поломанную жизнь?! Твой дед пытался! Но всех ваших грязных денег мало! Их слишком мало, чертов подонок, чтобы оплатить такое!
― Оля… прости меня…
― Мне не нужны твои извинения. Сейчас ты искромсаешь свое лицо, затем вырежешь себе глаз, а потом я пущу тебе пулю в колено. Я не хочу тебя убивать! Я хочу, чтобы ты страдал
