Подозреваются в любви (СИ) - Комольцева Юлия
Дашка хмыкнула недоверчиво:
— Тогда ты точно не доедешь и к Новому году! Помнишь, как на Валдай добирались?
— Помню, — улыбнулся он и развернул жену к себе.
Вот тогда близился Новый год. Степке было минус четыре месяца, он неповоротливо ютился в Дашкином животе и доставлял много хлопот, остро реагируя на любую пищу, кроме картошки. Комоловы ехали на Валдай отмечать праздник, но в суматохе Дашка перепутала сумки — вместо приготовленных яств, аккуратно завернутых в целлофан и бумагу, сунула в руки мужа пакет с газетами. Новый год встретили в махонькой гостинице на берегу озера в обнимку с шампанским и чипсами. Утром пришлось идти завтракать в кафе, но Степка был совершенно против тамошних блюд. Дашка изголодалась, Андрей изнервничался. Возвращаясь в Москву, они останавливались в придорожных трактирах, где по причине новогодних праздников было полнейшее запустение, и тщетно пытались отыскать хоть какой-то намек на картошку. Им предлагали яичницу, замороженную рыбу, чаще — шампанское. Возиться с корнеплодом никто не желал, а впустить молодоженов на кухню остерегались. Андрей из солидарности с женой голодал в ожидании счастливого момента. Наконец в одном кафе обнаружились чипсы, но всего два пакетика. А дорога была длинная… Андрей отчаялся и в следующей придорожной харчевне взял быка за рога, вернее, дядьку-официанта за свитер. Тот вник в проблему, сгонял домой за картошкой и быстренько сварганил пюре. Через двадцать минут Андрей, Дашка со Степкой и жалостливый мужик сидели в туалете. Вернее, стояли. В общем, им пришлось нелегко. С тех пор Андрей не ест пюре, Дашка не доверяет придорожным кафе, а Степка все так же обожает картошку во всех видах.
— И на фига нам сдался тогда Валдай? — задумчиво произнесла Дашка.
— Гуляли… — вспомнил Андрей и взор его затуманился.
— Степку измучили, — хихикнула Даша, — сами напрыгались.
Андрей прижал ее крепче.
— Ладно, давай свои бутерброды.
Она не обнимала его, а только гладила — по рукам, по лицу. Андрей чувствовал, что еще немного, и она зарыдает снова.
— Господа товарищи, — из машины окликнул их Никита, — это уже переходит всякие границы.
Черт. Черт! Надо ехать, но она сейчас заплачет. И сам он недалек от этого. А тут еще Никита.
— Ну, иди, — в сотый, должно быть, раз сказала Дашка.
— Ну, я пошел, — в сотый, должно быть, раз подтвердил Андрей.
Сколько они вот так простояли на крыльце — под радостное повизгивание Рика и возмущенные окрики Соловьева, под тихим ночным небом и сосновым запахом.
Никита громко хлопнул дверцей и оказался возле крыльца.
— Андрюха, — начал было он.
— Все. Иду. Ладно, — будто выплюнул Андрей, но не двинулся с места.
Глядя на Дашку, спросил у друга безразличным тоном, почему тот сидел в машине, если едет Андрей, а он, Никита, остается. На что Соловьев резко ответил, что надо поговорить. Андрей сквозь зубы разрешил: «Ну, говори». На что Никита припечатал: «С глазу на глаз!»
Дашка боком придвинулась к двери, не отрывая взгляда от мужа. Тот вздохнул и сделал шаг назад.
Терпение, еще раз терпение. Сейчас потерпишь, потом станет легче. Все предчувствия прочь! И мысли дурацкие туда же! А в голове продолжало биться: «Я ее бросаю». Почему-то казалось, что, если он уедет сейчас, с Дашкой непременно что-то случится. И со Степкой. А их муж и отец ничего не будет знать, трясясь в машине на скорости двести двадцать. Куда он поедет? Зачем? Тысячу километров туда и обратно — уже две тысячи. Если держать двести двадцать — все равно десять часов пройдет. Это если держать, во-первых, и если развернуться сразу, не выходя из машины, — во-вторых. Получается бред. И вообще ничего не получается, даже сделать шаг. Потому что — Дашка. Как он ее оставит, ну как? А может, этот ублюдок будет не только звонить…
Возьми же себя в руки!
— Все, Даш, пока. Жди нас.
Они направились к машине.
Даша зашла в дом и привалилась к стене. Никаких сил. Она просто не переживет это, и все. Она так не может. Она не умеет. Она не хочет вот так — это же больно! Эй, кто там наверху, вы что, не видите, что уже достаточно?! Раскройте глаза, ну, пожалуйста! У нее ведь не осталось никаких сил. Отдайте ей сына! Хотя бы весточку от него… Хотя бы знать… Прижать крепко-крепко, спрятать ото всех, от всего, заласкать, зацеловать, закормить и никуда не отпускать больше. Вы понимаете — никуда! Верните его, вы же можете, вы все можете там, наверху.
Она доплелась до окна и увидела у машины два высоких силуэта. Андрей еще не уехал, но скоро он сядет за руль и найдет Степку. Он сможет, правда?
Надо верить.
— Кто такой Кирилл? — без обиняков задал волнующий его вопрос Никита.
Андрей небрежно отмахнулся. Мол, не стоит и спрашивать, мол, так, ерунда и мелочь, на обсуждение которой время тратить жаль. Однако Соловьев заметил мелькнувшую в глазах друга боль.
— Почему Дашка решила, что это он похитил Степку? Ведь она за сына ему деньги везла, да?
— Ну, решила и решила.
— Андрей, ты его проверял?
Тот нахмурился и улыбнулся одновременно, вспомнив «визит» в квартиру сурка и Дашку, кувыркающуюся в простыне на полу.
— Да проверял, проверял. Кит, ты не о том думаешь, этот парень полный кретин, к тому же трус. Да и вообще к делу не имеет никакого отношения.
— Тогда почему Дашка к нему поехала? — упорствовал Никита.
— Вот у Дашки и спроси! — разозлился Комолов и сел в машину. Но дверь не закрыл.
Соловьев остался стоять на месте, засунув руки в карманы и всем своим видом выражая озабоченность.
— Он тоже ее любовник, что ли? — хмуро спросил Никита, не глядя на Андрея.
— Да почему тоже? — взорвался тот и вылез обратно. — Почему тоже? — повторил он, упершись взглядом в друга.
— Ну, извини, просто подумал вслух, — смущенно развел руками Никита, — не смотри ты зверем, я же помочь хочу, а не из простого любопытства тебя мучаю. Потому как если он Дашкин… эээ…. В общем, у тебя к нему может быть предвзятое отношение и… Короче, лучше перебдеть, чем не добдеть. Я его еще раз проверю, лады?
Андрей задумчиво поскреб небритый подбородок.
— Я тебя понял. Только на самом деле у Дашки не спрашивай ничего, хорошо? Просто пошли к нему своих ребят. Адрес запомнишь?
Никита кивнул. И грубовато произнес:
— Да не тужься ты, Комолов! Ведь любит она тебя, это видно.
— Знаю, — буркнул Андрей.
— Ну и забей на все остальное, — посоветовал Никита, — разберись с дедом, только очень прошу, на рожон не лезь. Если что, сразу вызывай подкрепление.
— Понял, товарищ капитан. — Комолов шутливо отдал честь, приложив одну руку к виску, а другой изобразив нечто вроде шляпы.
На том и попрощались.
Ночь Никита и Дашка коротали за картами по причине повальной бессонницы. Каждые полчаса Даша созванивалась с мужем по мобильному и отдавала указания по части пропитания и поведения на дороге. Кит тоже времени даром не терял, выдернул двух своих парней из теплых кроваток и коротко описав ситуацию, продиктовал им адрес Кирилла. Если он трус и идиот, как отрекомендовал его Андрей, то ночью должен еще больше испужаться и вообще перестать соображать. Так что самое время пощекотать ему нервы. А вдруг не зря?
— Ну что, продолжим? — спросил Никита, когда Даша закончила очередной разговор с мужем.
— Давай. Оставлю тебя в дураках для разнообразия, а то прямо на глазах комплексами обрастаю — пять раз подряд выигрываешь.
Они шутили, подкалывали друг друга, но вместе с тем оба были очень серьезны и сосредоточенны. Никита думал о загадочном Кирилле и мучился сомнениями, спрашивать ли все-таки Дашку о нем или ограничиться докладом своих ребят. Ему многое казалось странным в этом деле, даже если не обращать внимания на очевидное нежелание похитителей требовать выкупа. Никита чувствовал, что от него ускользает нечто важное. Предположив, что Степка у старого поклонника Даши, Соловьев не мог на этом остановиться. Версия требовала подтверждений, за которыми отправился Комолов, а в голове Никиты тем временем складывались другие комбинации. Так уж он привык, потянув за одну ниточку, не забывать и об остальных. Ведь никто не знает, которая из них — выход из лабиринта.