Джули Гаррат - Непостоянное сердце
— Если я не буду путаться под ногами! — Серена дышала прерывисто, опущенные руки стиснуты в кулаки. Чувствуя себя абсолютно беззащитной, она уткнулась взглядом в пол. — Чтобы не путалась под ногами, — прошептала она. — Чего я хочу, никого не интересовало. Но я знала, что никогда больше не увижу маму, если уступлю вам. Я хотела быть здесь… — Она взглянула на Мари. — Как вы не понимаете? Я хотела быть с мамой. Поэтому, когда отец отвез меня к Мэнлеям, я взяла и вернулась. Миссис Мэнлей дала мне таблетку и оставила в спальне. Я нарочно чихнула и выплюнула таблетку, а миссис Мэнлей убедила, что проглотила. И когда она через несколько минут вернулась, я притворилась спящей. После этого мне не составило труда тайком выбраться из дома. Я прибежала назад через вересковую пустошь. И увидела вас… — Серена вскинула голову и пылающим взглядом воззрилась на стоявшую перед ней женщину. — Я увидела вас в объятиях отца. Вы оба смеялись!
Мари покачнулась, на мгновение прикрыла веки и прошептала:
— Я не хотела причинить тебе боль — ни тогда, ни сейчас. Но есть вещи, которые тебе не понять…
— Только прошу вас, — язвительно произнесла Серена, — не уверяйте, будто он был безумно влюблен в вас и тому подобное. Слышать это выше моих сил.
— Нет, дорогая, твой отец не любил меня безумно! Но ему нужна была женщина. — Мари гордо выпрямилась. — А я любила его. После смерти моего мужа Гарри Уайатта у меня это был единственный мужчина. Нет! Макс был не из тех людей, кто теряет голову от страсти. Он во всем слушался голоса разума. Но женщина ему была нужна, а Кэтрин… твоя мать… она ведь болела и уже давно не могла быть ему настоящей женой…
Серена чувствовала внутри жгучую всепожирающую боль, — боль, вызванную не физическим недугом. Ей захотелось немедленно освободиться от этой боли, выплеснуть ее на Мари.
— Выходит, вы его интересовали только как сексуальная партнерша! — презрительно бросила она.
Мари сдержанно кивнула.
— Такой человек, как твой отец…
— О Господи! Избавьте меня от подробностей…
Пальцы Райана вдавились ей в плечо; она ощущала их даже сквозь толстую ткань своего шерстяного пиджака. Райан предупреждал, что она зашла слишком далеко, но Серена его словно не замечала. Все ее внимание сосредоточилось на стоявшей перед ней женщине.
— Твоя мать очень страдала в последнее время перед кончиной, — спокойно продолжала Мари. — Смерть явилась для нее избавлением.
— И вам развязала руки. Вы ожидали ее смерти, зная, что тогда получите желаемое… или, по крайней мере, очень скоро сможете иметь то, что вам нужно.
Мари закрыла лицо руками и тихо заплакала.
Серена, потрясенная собственной вспышкой, не знала, что делать. Она вовсе не собиралась ворошить прошлое и вести себя так жестоко. Райан рывком повернул ее к себе лицом.
— Идиотка, — вспылил он. — Сегодня не самый подходящий день для выяснения отношений, Сера.
Девушка проглотила комок в горле. Она была напугана, напугана тем, что с ее губ сорвались слова, которые не следовало произносить, ибо сердцем она понимала, что Мари сама оказалась игрушкой в руках отца. Вот кого надо винить.
Отец, очевидно догадываясь, что Мари к нему не равнодушна, просто убедил ее вступить с ним в связь. Он был человек жесткий, безжалостный. Да и что выиграла Мари? Отец так и не женился на ней. А что им мешало узаконить отношения?
Однако кое-что для себя Серена все же выяснила. Она наконец поняла причину своих постыдных поступков в годы отрочества. Не смея излить свой гнев на женщину, отнявшую у нее отца, она выплескивала ненависть на завод, на Кейндейл, — на все те неодушевленные предметы, которые не могли дать ей отпор, но разрушение которых причиняло вред отцу.
Мари отирала салфеткой слезы. Глядя на ее лицо, обезображенное расплывшейся косметикой, Серена вдруг испытала к женщине острую жалость. На одно короткое мгновение в ней всколыхнулось желание обнять Мари и извиниться.
— Нам пора, — сказал Райан, и мгновение было упущено.
— Но где же вы остановитесь? — спросила Мари, отнимая салфетку от покрасневшего лица. — Я думала, ты, возможно, пожелаешь занять на время свою прежнюю комнату, Серена. Там все приготовлено для тебя: убрано, проветрено, постель застелена. А друга твоего поселим в комнату для гостей…
— Остаться здесь! Под одной крышей с вами. — Серена не знала, плакать ей или смеяться. — О нет, благодарю, — отказалась она. — Ни в коем случае! Надеюсь, нам удастся найти гостиницу. Думаю, в это время года снять два номера не проблема. На севере Йоркшира, насколько мне известно, в разгар зимы не много отдыхающих. Климат не совсем подходящий.
— Но вы сообщите, где вас можно найти? — спросила Мари, болезненно морщась.
Серена кивнула и, смягчившись, едва заметно улыбнулась.
— Я вечером позвоню. Нужно ведь с домом разобраться… Полагаю, вам понадобится какое-то время, чтобы найти новое жилье.
Мари застыла на месте, глядя на Серену, потом медленно покачала головой.
— Ты не совсем в курсе, — сказала она. — Это мой дом!
Райан, видя, что Серена вновь готова вспылить, схватил ее за руку.
— Не заводись, — предупредил он. — Оставь это адвокатам, Сера. Они все уладят.
Серена, проигнорировав его совет, спросила:
— Что значит ваш дом?
— Макс завещал его мне, — спокойно, по-деловому объяснила Мари. — Он хотел, чтобы Уинтерсгилл принадлежал мне. Он знал, что я очень люблю этот старый дом. Но все твои вещи до сих пор здесь. — Мари в смятении взмахнула руками. — Они на чердаке, вместе с вещами твоей матери.
— Но Уинтерсгилл — мой дом… — У Серены будто что-то рухнуло внутри. Вновь увидев утром старый особняк, она осознала, что всегда скучала по нему, мечтала вернуться в родной райский уголок, чтобы, просыпаясь каждый день, видеть над головой огромное небо Англии. Ничто на земле не сравнится с Уинтерсгиллом. Суровая красота застывшей голой вересковой пустоши хватала за душу. Любовь к родным местам и тоска по прошлому с такой силой распирали все ее существо, что Серене казалось, будто она способна заключить в своих объятиях и старый дом, и все любимые тропы. Она забыла, что Уинтерсгилл всегда был ей надежным и верным другом, забыла также и вспомнила лишь час назад, как счастлива была здесь в детстве, которое воскресили в ее душе два каменных желудя.
Будь они прокляты, эти желуди, с горечью думала Серена. И Мари Уайатт вместе с ними. Одной короткой фразой: «Это мой дом!» — она лишила ее всего самого сокровенного.
— Мне очень жаль. — Мари развела руками. — Очень жаль. Но ты уехала, все бросила. Макс поначалу гневался, потом обеспокоился и даже нанял частного детектива, чтобы отыскать тебя. Он ужасно терзался из-за того, что вынудил тебя уехать из дома. Он писал тебе, — когда выяснил, что ты все еще в Англии. Писал на протяжении многих лет, но ты не отвечала. Он садился в автомобиль и отправлялся за Тис и Тайн, а потом рассказывал мне, как сидел и смотрел на маленький домик, в котором ты снимала комнаты, ожидая, когда ты выйдешь или войдешь. А ты не догадывалась, что он рядом, потому что Макс был человек гордый, и гордость не позволяла ему приблизиться к тебе, — особенно после того, как он понял, что ты вообще не хочешь знаться с ним. И в конце… — Мари пожала плечами, — в конце концов он смирился, придя к единственно возможному заключению — что он потерял тебя и ты никогда не вернешься ни к нему, ни в Уинтерсгилл.
