Летчик и ведьма - Татьяна Рябинина
Справедливости ради, этот понтярщик действительно сек в математике и информатике, даже олимпиады какие-то выиграл, а если просили помочь, никогда не отказывал. Но это не делало его приятнее. А еще буквально с первого дня он начал очень жестко и зло выстебывать Машку Маликову, которая отвечала ему тем же. Моя третьеклассная любовь к ней давно прошла, но симпатия осталась, и поэтому Мирскому хотелось от души навешать.
Может, и навешал бы, если бы не одно обстоятельство. За всем этим обменом ядерными ракетами просвечивал жгучий обоюдный интерес. Примерно как в первом классе дернуть за косичку и получить в ответ рюкзаком по башке. Лезть в это без спроса было бы крайне глупо. Я и не лез. Наблюдал со стороны. И видел, что Машка с каждым днем становится все мрачнее. Из-за Мирского-Мерзкого? Или что-то еще?
А наблюдал за ней, походу, не только я. Марго тоже. Наверно, ей казалось, что незаметно, но я был нацелен на нее, как радар, поэтому видел все. И ее задумчивые взгляды в Машкину сторону, и их разговоры после уроков.
Я не знал, в чем дело, но почему-то было… нервно.
Все изменилось в тот день, когда вместо биологии вдруг поставили допы по русскому. Что случилось с Марго, нам не сказали. Неожиданно Машка подошла ко мне и спросила, не знаю ли я, где та живет. Я бы мог, конечно, просто дать ей адрес. Или не дать. Но словно дернуло что-то.
Ок, сказал, но пойду с тобой.
Нет, прямо к Марго я идти не собирался. Просто дошли с Машкой до дома, болтая о чем-то. Уже потом, через много лет, я понял, что тот день стал для меня поворотным. Как железнодорожная стрелка. Мой поезд пошел хоть и долгим объездным путем, но все же к цели. Тогда я об этом даже не думал.
Неожиданно мы подружились с Машкой. Я помогал ей готовиться к ЕГЭ, а еще у меня появился человек, с которым я мог говорить о Марго. У нас организовался свой маленький фан-клуб. А Машка плакалась мне насчет Мирского — тут я не ошибся, интерес действительно был, причем взаимный. Вот только этот крашеный мудозвон закадрил ее подружку Вербицкую. Видимо, назло врагам, приняв наши с ней отношения за бурный роман. Я мог бы, конечно, объяснить ему, что к чему, но, подумав, решил не вмешиваться. Если им надо — разберутся сами. Если нет, то виноватым окажется кто? Правильно, Кеший.
Где-то классе в пятом-шестом у нас было повальное увлечение анкетами — тетрадками с вопросами. И, разумеется, там был вопрос, может ли мальчик дружить с девочкой. Я написал, что не может, потому что или влюбится, или ему станет скучно. Но сейчас ответил бы иначе. Что вполне может — если оба влюблены в других.
Незадолго до своей днюхи Машка сказала, что переезжает в квартиру покойного отца. Там была какая-то очень гнилая история. Я давно понял, что дома у нее нехорошо, но потом она все-таки призналась, что отчим к ней пристает. Видимо, все стало настолько хреново, что мать разрешила ей переехать, даже не дожидаясь окончания школы. С моей подачи устроили почти всем классом в одном флаконе субботник и пати: привели квартиру в чувство и отметили Машкино восемнадцатилетие.
Тогда случилось много всего сразу. Мирский расплевался с Криськой и забился с Машкой, что та не сдаст математику больше, чем на шестьдесят баллов. Если сдаст, он должен был собрать руками все собачье дерьмо в Машкином дворе. Если выиграет… это он сказал ей на ухо. Разумеется, все предположили одно и то же — секс. Озвучил Леха, за что и получил от меня под ребра. Ну а потом мы с Мирским, наверно, впервые нормально поговорили, хотя зол я на него был еще больше, чем раньше.
Математику Машка сдала и вообще набрала на ЕГЭ какие-то сумасшедшие баллы. Она могла быть дико упертой, я уже это понял. Поступила на бюджет в Первый мед, а Мирский собирал дерьмо. После этого у них все завертелось с бешеной скоростью. А я…
На выпускном я признался Марго в любви.
Глава 6
Марго
Все действительно оказалось так, как я и думала. Правда, узнала об этом только через полтора года, когда Маша уже заканчивала одиннадцатый. Наблюдала, как она с каждым днем становится все мрачнее, то и дело проваливается в тяжелые мысли. Да еще и Севка Мирский без конца доставал ее. Там явно была взаимность на уровне начальной школы, когда дергают за косички.
Парень он был интересный, но с педагогической точки зрения дико запущенный, несмотря на внешнее благополучие. Учился хорошо, зато вел себя типично по-мажорски, нагло и вызывающе. Родители развелись, мама-актриса вечно в разъездах, жил со старшей сестрой. Мне казалось, что под этой его бравадой прячется лютое одиночество и обида на весь белый свет. Я даже с их классной Фаиной пыталась разговаривать, но та меня отшила:
«Риточка, ну что ты так беспокоишься? Все у Мирского нормально. Закончит, в вуз поступит. Ведет себя так? Ну а что ты хочешь от парня из такой семьи? Может, перебесится, а может, и нет. А насчет Маши… было бы что, мы бы уже узнали».
Я не могла понять, дура она или просто до такой степени все пофигу. Сама по себе Фаина была теткой незлой и предметником сильным, но вот это ее равнодушие меня выводило из себя. Казалось, что ей не сорок, а все семьдесят, всё давным-давно надоело.
Узнали бы? Ну да, как же! Можно подумать, я кому-то что-то рассказывала. Даже отцу не сказала, когда сбежала к нему. Только матери, но та не поверила.
И все-таки я Машку расколола. Подловила, когда ее в очередной раз вывел из себя Мирский, и разговорила.
Ох, как же меня бомбануло! По идее, надо было привлекать школьного психолога и выходить на комиссию по делам несовершеннолетних, но это и самой Маше капитально могло встать боком. К тому же ей через месяц исполнялось восемнадцать, да и до окончания школы оставалось всего ничего. Поэтому для начала
