Летчик и ведьма - Татьяна Рябинина
На положении изгоя находилась мышка Кристина Вербицкая, но ее не травили, а просто игнорировали. Серым кардиналом класса был все тот же клоун Кеша Печерников. Так бывает — когда королевством на самом деле управляет шут, а не король, и никто об этом не подозревает. Кешка вообще был парнем умным и хитрым, и это мне даже немного льстило. Если бы в меня влюбился тот же Бодренко, было бы неприятно.
А еще в десятом «Б» училась моя любимица Маша Маликова. Я старалась никого не выделять, ко всем относиться с одинаковой ехидцей — ну ведьма же! Однако Маша мне была глубоко симпатична. И не только тем, что любила и знала биологию. Чувствовалось в ней что-то родственное.
Она была, как говорится, вещью в себе. Замкнутая, мрачная, молчаливая. Внешне очень нестандартная. Высокая, худая, смуглая, на первый взгляд не слишком красивая, но цепляющая глаз. Да, на нее хотелось посмотреть еще раз. Наверняка там было намешано немало кровей, вот и получился такой интересный результат.
«Я не знаю, куда буду поступать, — сказала Маша, когда я беседовала с записавшимися на дополнительные занятия для ЕГЭ. — Хотела после девятого в медицинский колледж, мать устроила истерику. Только в институт. Буду подавать туда, где проходной поменьше. На бюджет. Лишь бы отстали».
По этим случайным обмолвкам было ясно, что в семье не слишком хорошие отношения. Такой вот токсик я чуяла за версту. Даже спросила у их классной Фаины, все ли там в порядке.
«Мать, отчим, — пожала плечами та. — Отец, кажется, умер. А что, проблемы?»
«Да нет. Просто…» — я отползла в окоп.
Отчим? Для меня это слово было как красная тряпка для быка. Хотя быки и не различают цвета. Понимала, конечно, головой, что есть в природе нормальные отчимы, получше родных отцов, но эмоции зашкаливали.
Никогда никому не желала смерти, а вот когда Петюня утонул по пьяни, плакала от радости. Хотя тогда уже год как жила у отца. До сих пор иногда снился кошмар: отвратительные липкие лапы под юбкой, такое же липкое, горячее дыхание на шее, на груди, язык, лезущий в рот. И мать, которая отказывалась меня слушать.
Не смей наговаривать на отца, орала она.
Он мне не отец, рыдала я.
И убежала к настоящему отцу. Сказала что если не разрешит жить у него, вообще уйду на улицу. И плевать, что со мной будет. Может, он и не слишком был рад моему появлению, я никогда не знала, что у него на уме и на душе. Но выгнать меня совесть не позволила. Два года, до окончания школы, я прожила у него, а потом снимала комнату в большой запущенной коммуналке на Ваське. Когда перешла на второй курс, умерла бабушка, его мать, завещавшая мне квартиру на Просвете. С матерью мы практически не общались. После Петюниной смерти она пыталась навести мосты, но я ее так и не простила, хотя прошло почти шесть лет.
В общем, Маша чем-то напоминала мне меня в этом возрасте, уже одного хватало, чтобы держать ее в поле зрения. Ну а в целом преподавать мне нравилось. Я всегда хотела стать учителем. А еще ветеринаром. Но поскольку совместить вряд ли получилось бы, стала учителем биологии. А вот Мишка этого понять никак не мог.
Рит, прости, говорил он, но в школу идут одни лузеры с садистскими наклонностями. Ты, вроде, не такая, значит, надолго тебя не хватит.
Сначала я пыталась спорить, еще когда училась. Потом перестала, поскольку никакого смысла в этом не было. Я заводилась, он злился в ответ, и все заканчивалось ссорой. Поэтому стала просто отключать прием. Он говорил, а я не слушала.
Вообще все у нас складывались непросто. Я его любила, конечно, и хотела быть с ним, но это отношение как к маленькой глупенькой девочке… Особенно когда его отец после инсульта не смог больше работать и передал Мишке управление компанией, сдающей в аренду строительную технику. Тут он и вовсе стал считать себя чрезвычайно взрослым и мудрым. Во всяком случае, по сравнению со мной. В чем-то действительно так и было, но я бы предпочла, чтобы он не демонстрировал это слишком явно и со снисхождением.
— Ну чего ты хочешь, взрослый мужчина, — сказала в ответ на мои жалобы подруга Оля. — Это лучше, чем мальчишки-ровесники, у которых самомнения не меньше, а опыта и знаний ноль.
Возможно, она была права, но мне все-таки казалось, что истина должна быть где-то посередине.
Глава 5
Кеший
Десятый класс остался у меня в памяти как что-то такое… безмятежное. Наверно, у каждого в жизни бывают периоды, когда не происходит никаких выбивающих из колеи событий, как в минус, так и в плюс. Словно плывешь на лодочке по течению, светит солнце, тепло, птички поют. И не хочется думать, что за поворотом начинается стремнина.
Я любил себе Марго, без страданий, без каких-то надежд. Мне было просто хорошо оттого, что она есть, что я могу ее видеть. Учился, занимался с преподами по физике и математике, готовясь потихоньку к ЕГЭ, ходил в тренажерку, тупил в соцсетях. Когда я только пришел в эту школу, меня здорово гнобили, но стоило подписаться в клоуны, отношения потихоньку выправились, стали со всеми более-менее ровными. Близких друзей так и не появилось, но и врагов тоже не было.
А еще я ездил в Сиворицы прыгать с парашютом. Сначала в тандеме с инструктором, потом уже сам, хотя каждый раз требовали разрешение родителей. Вот это был кайф необыкновенный — когда ты у неба на ладони! Об этом никому не рассказывал. Как и о том, что хочу стать летчиком. Блин, Кеший, клоун — какой ты, на фиг, танкист, то есть летчик⁈ Да и уверенности, что получится, не было. Зрение у меня до конца так и не встало. В очках необходимости не было, но все равно не единичка. Для военного стопроцентно мимо, для гражданского могло и прокатить, тем более после восемнадцати собирался сделать лазерную коррекцию.
А вот в одиннадцатом классе стало нервно. Началось с того, что пришел новенький, Сева Мирский. Эдакий наглый мажор, которого выперли из элитной гимназии за какие-то там карточные игрища на деньги.
