Надежда для Бирюка (СИ) - Романова Наталия
«Квартира в коттедже в центре» выглядела в моём воображением эдаким домишкой из красного кирпича в английском стиле, с ровной лужайкой перед беленьким забором.
По факту я оказалась единственным врачом больше чем на две с половиной тысячи человек, не меньше семьсот из которых раскиданы по дальним деревням.
Жила в доме шестидесятого года постройки, разделённом на два хозяина. Топила печь дровами, и каждый день своей жизни ругала себя за собственную горячность…
Со всем справилась. Всего добилась. Всем показала, да…
Были и хорошие моменты.
Деньги я получила, вложила в строящуюся квартиру на берегу Балтийского моря, поближе к маме. Взяла в рассрочку, если не получится жить самой, всегда смогу сдавать – пассивный доход лишним не станет.
Правда, пока приходилось платить, а не получать.
Ремонт в «квартире с коттеджем» действительно сделали, и дрова привезли с излишком – если верить тёте Зое.
Дом снаружи покрасили голубым, поменяли окна, обновили полы, поклеили симпатичные обои, побелили печь. Последняя деталь интерьера первое время вводила меня в самый настоящий ступор.
Выделили материальную помощь, которой хватило на добротную мебель в рассрочку от местного умельца, Фёдора Калугина. О беспроцентной рассрочке договорился тоже председатель, сам же Фёдор подарил два комода и хорошую детскую кровать, которую хватит надолго.
Обещали по весне поставить баньку. Именно «баньку»...
Я же мечтала по весне уехать отсюда навсегда, не о баньке.
Только если верить не в чудеса, а в подписанные документы, жить мне в Кандалах целых пять лет.
Глава 4
Через несколько дней я снова пришла к Гучковым, навестить маленького пациента. Всё было точно так же. Расчищенная дорожка, ведущая от калитки к порогу, точно такие же тропинки к хозяйственным постройкам, гаражу, рядом с которым стоял снегоход – насколько я могла судить, дорогостоящий.
Неожиданная деталь для староверов… Вернее, в моём воображении неожиданная. В местном климате удобный вид транспорта для человека любого вероисповедания и национальности. Не знай я, кто здесь живёт, не удивилась бы.
В доме всё та же была стерильная чистота. Невольно захотелось заглянуть на шкафы, самые дальние антресоли, также намыто? Интересно, хозяйка дома занимается чем-нибудь, помимо уборки?..
Хозяйка встретила меня на пороге, немного удивив. Она была заметно старше Митрофана Яковлевича. Почему-то я опешила от этого, хотя мне-то какое дело?
Сработал внутренний триггер – я ведь тоже жила с человеком младше меня. Ничем хорошим это не закончилось.
– Это хорошо, что вы сами пришли, доктор, – вежливо сказала хозяйка, вытирая руки о передник. – Я сама собиралась вызывать, Митрофан оставил номер, или по дороге забежать. Тороплюсь.
Она была одета в длинное платье или юбку, под передником не разобрать. Волосы убраны под косынку, руки натруженные, никакого маникюра, макияжа не наблюдалось.
– Что-то произошло? – поинтересовалась я, вытирая руки протянутым чистым полотенцем. – Как себя чувствует Вова?
В ванной комнате тоже был порядок, яркие игрушки стояли в той же последовательности, что в прошлый раз. Музей, а не дом, честное слово.
– С Вовой всё отлично, Василиса, похоже, заразилась. Температура тридцать девять, квёлая вся, сама не своя. Сейчас я её позову. Проходите, – мне показали на дверь комнаты, где я была в прошлый раз.
И снова ни одной игрушки, даже самой простенькой.
Вспомнился наш дом с Ладой, даже здесь, куда не удалось забрать все сокровища дочки, филиал «Детского Мира». Многое осталось в съёмной квартире, скорей всего отправилось на помойку.
Безумно жалко, Лада скучала по своим замкам для принцесс, зверятам, куклам.
Если бы в тот момент я думала головой, я бы… Впрочем, если бы я имела привычку думать, то не оказалась в этом месте.
Через минуту вернулась хозяйка, ведя за руку Вову – тот заметно шёл на поправку. Течение болезни действительно оказалось лёгким.
– Не обязательно мазать зелёнкой, – вздохнула я, глядя на расписное личико. – Я написала название мази – сушит, обеззараживает, снимает зуд, не оставляет следов на одежде…
– Отродясь мазали зелёнкой, – махнула рукой хозяйка дома. – Долго что ли одежду постирать.
Я решила воздержаться от комментариев, тем более остальные препараты, если верить, принимались исправно, и старших детей экстренно привили, что особенно порадовало и удивило, если честно.
Родители верили в бриллиантовый зелёный, как в святую воду, и продолжит верить ещё не одно поколение.
– Нужно сдать анализы. Завтра сможете прийти к восьми утра в ФАП? – после осмотра младшего, спросила я.
– Зачем ещё? – насупилась хозяйка.
– Проверить, всё ли хорошо. Когда вы последний раз сдавали анализы? Я искала вашу карточку – не нашла, только отметки о прививках.
– Чего дитя зря таскать по больницам? Не болеет, и хорошо. Я бы и прививки эти ваши не делала, почем зря детей травите только, но раз надо…
– Вы всё-таки придите. Или я сама, в семь утра.
– Пусть отец решает, – нервно повела плечом, словно в раздражении, хозяйка дома. – Он у нас шибко умный. Сейчас Василиса придёт. Роман, позови-ка сестру, – крикнула в сторону кухни, откуда выскочил знакомый уже мальчишка, ладошки которого были в муке. – Куда помчался? Руки вымой, нечего грязь по дому разносить!
Я вспомнила Митрофана Яковлевича. Недовольный, на грани брезгливости, взгляд, то, как он отодвинулся от меня, как от чумной…
Такой решит – дети без врачебной помощи останутся.
– Мать тоже может решать, – аккуратно закинула я удочку.
Мысленно похвалила себя за осмотрительность. Молодец, не полезла в бутылку сразу, сначала решила прощупать почву.
– Что она решит, покойница, – всплеснула руками хозяйка дома, подгоняя Вову, чтобы бежал наверх, не топтался рядом.
– Что, простите? – не сообразила я.
– Говорю, мать их, покойница, ничего решить не может. Померла мать их, – посмотрела на меня в упор, поняв, что информация до меня дошла, но перевариться не успела. – Вот, как Владимира родила, так через две недели и померла. Отмучилась, горемычная… – быстро перекрестилась, сложив пальцы как-то по-особенному, но я могла и ошибиться. Сама я последний раз была в церкви на отпевании отца, и искренне не понимала, зачем… Отец не был верующим, однако пошла на поводу традиций, которых по сути-то не знала. Положено, значит, положено. – Рак у неё был.
– Примите мои соболезнования, – сказала я то, что полагается в таких случаях. – Простите за неуместное любопытство, но я обязана спросить, кем вы приходитесь детям?
– Тётка я их родная, Людмила Яковлевна, старшая сестра Митрофана.
– А где же сам Митрофан Яковлевич? Часто он оставляет детей одних?
В прошлый раз они тоже были одни. Сейчас с тётей, только надолго ли, если упоминалось, что куда-то торопится, значит, снова будет одни.
Из них двое больных.
– Где ему быть, работает. Часто оставляет, считай, каждый день. После школы старшие ко мне бегут, обедают, уроки делают, Вову после сна забирают, и домой, делами заниматься. Сейчас болеют, сама хожу. У меня своих семеро, из них половина ветрянкой не болела, если кто успел подхватить – сюда приведу. Пусть кучком болеют, всё попроще.
– Каждый день одни? – переспросила я.
– Знаете что, доктор, вас государство поставило лечить – лечите. Приезжали как-то с опеки, интересовались, как дети живут. На учёт, сказали, поставят, как многодетных и неблагополучных. Митрофан их так отчехвостил, что носа сюда не кажут. Нормально дети живут, лучше многих, у кого мать жива, здорова. А что одни сидят – не маленькие уже, в сиротстве быстро уму-разуму учатся. Отцу деньги зарабатывать надо, чтоб те же лекарства купить, обуть, одеть, накормить. Некогда рядышком-то сидеть, в глаза заглядывать. Нашлась умная!
– Тётя Люда, почему вы ругаетесь? – из-за спины выглянула Василиса во фланелевой пижамке в васильках, под цвет глаз.
