Декаданс - Людмила Семенова
— Так из-за чего же она стала помогать душевнобольным? — недоумевала девушка.
— А кто говорит, что она им помогает? — невозмутимо сказал Алик. — Да Инга за все время этого меценатства не купила для больниц ни одного матраса и не помогла ни одной семье с умственно отсталым ребенком выбить соответствующую группу инвалидности, чтобы те вообще без штанов не остались. Она же у нас против «стигматизации»! Инга просто хороший импресарио и знает, что публика любит смотреть на чужие дефекты. К тому же, сейчас это во всем мире модно.
— Да что ты, Алик? — растерялась Полина. — По-моему, ты на нее наговариваешь! Я видела, как Инга беседует с этими больными художниками, и мне казалось, что она очень сердечно к ним относится. Если она и использует их в своих целях, они получают взамен хоть немного человеческого общения. Что же тут плохого?
Алик ответил, одновременно набирая текст на планшете:
— Да пока ничего, что и говорить, хотя лично я считаю, что многим из них это общение нафиг не упало. Гораздо больше в нем нуждаются адекватные, но выкинутые на обочину люди, вроде педагогов на нищенской пенсии. А насчет Инги — понимаешь, Поля, она все-таки еще и неплохой художник, а не только предприниматель. Поэтому у нее есть склонность к фантазиям, к экзальтации, к зыбкому пониманию реальности, что ли... Словом, я не уверен, что Инга всегда отдает себе отчет в своих симпатиях.
Тут юноша осекся и перевел разговор на другую тему, однако Полине этот случай запомнился, и она сделала для себя кое-какие выводы — в частности то, что дела в этой красивой паре совсем не такие гладкие, как казалось на первый взгляд.
Одним из тревожных симптомов было то, что у Алика стала усугубляться привычка, которая имела место еще в вузе. А именно — юноша, увы, иногда выпивал лишнего. Это еще не отразилось сполна на его приятном моложавом лице, веселых глазах и здоровой улыбке, но внутри скрывалось нечто более сложное. У Алика не было запоев или ежедневных возлияний, но на вечеринках он мог злоупотребить пивом или текилой и даже в легком опьянении у него странно менялось поведение. Он становился раздражительным и резким, отпускал недобрые замечания и остроты в адрес других ребят, в том числе и невесты, и даже провоцировал ее. До буйства и скандалов, к его чести, не доходило никогда, он будто в ювелирной точности знал свою «меру». Но Ингу это мало успокаивало — в кругу девчонок она часто сетовала на его привычку, напоминая, что отец Алика давно страдает от нее и наследственность никто не отменял. А ей, современной и уважающей себя женщине, нужен был «равноценный партнер, а не непутевое дитятко» (об этих словах Полине однажды рассказала Катя Савелкина).
И сейчас Полина все чаще замечала у Алика круги под глазами и нервно подергивающиеся губы. Он ни разу не позволил себе прийти на работу в неухоженном виде или с запахом перегара, но до ребят доносилось, как Инга отчитывала его за «безответственность», а он не считал нужным отчитываться и тем более каяться.
К радости Полины, сегодня Алик был в порядке, тем более что во второй половине дня предстояло важное мероприятие. Поспешно допив чай, она отправилась в мастерскую. В ее регулярные обязанности входила реставрация и декор мелких изделий вроде шкатулок, заколок, пеналов, гребешков, обрамлений для зеркальца или пудреницы, причудливых старомодных украшений. В основном эта продукция продавалась через их сайт, но лучшие образцы выставлялись и в самом арт-пространстве.
Эта работа со временем очень затянула девушку. Конечно, в ней не было той ауры старины и таинственности, как в печатных техниках, но ей нравился процесс очистки и шпаклевки материала, нанесения фоновых цветов, рисования мелких деталей, инкрустации и смазывания блестками. Лакировать Полина тоже умела, но в этом ей частенько помогал Игорь Евсин.
У него самого было маленькое помещение для цифровой и ручной печати фотографий с необычным эффектом царапинок, потертостей, пылинок и прочих оживляющих деталей. Также он отвечал за фоторепортажи с мероприятий и размещение их на страницах арт-пространства в соцсетях.
С Полиной мастерскую делили Катя и Яся, когда не были заняты по административным обязанностям. Еще пару помещений Инга арендовала для вышивок, варки декоративного мыла, литья свечек. Из этих аксессуаров формировались подарочные наборы с какой-нибудь символикой — их охотно покупали туристы, а порой поступали и заказы от города или солидных частных лиц.
Сегодняшний день, 8 июня, был Днем соцработника, к тому же круглая дата с момента учреждения. Государство не выделяло этот праздник и не особенно баловало тех, кому полагалась данная честь, поэтому энтузиасты вроде Инги брали это на себя.
Члены арт-пространства поехали в психоневрологический интернат в Зеленогорске, где уже бывали с выездными мастер-классами. Конечно, другие творческие люди Петербурга тоже не обделяли его вниманием, наряду с детскими домами или онкологическими больницами, но предприятие Инги Жарицкой работало под девизом родства между художниками и душевнобольными, что привлекало внимание прессы, интернет-сообществ и известных в городе гуманистов. И соответственно, приносило определенную выгоду.
Художники привезли подарки для работников реабилитационного отделения, выступили с мастер-классом по лепке, коллажу, лоскутному шитью и другим незамысловатым техникам, а также прочли несколько поздравительных лекций. После этого Инга сообщила своей команде, что навела справки о наиболее одаренных пациентах, которых можно задействовать для будущих выставок и перфомансов.
— А перфомансы-то зачем? — с недоумением спросил Алик. — Ну ладно они будут рисовать да лепить, а мы это у себя экспонируем и продадим — в пользу больницы, ясное дело. Но к чему их тащить в публичные места? Что им там делать? Кривляться и на руках ходить, как в стародавних «цирках уродов»?
— Алик, да что ты болтаешь? — раздраженно отмахнулась Инга. — Опять не в духе? По-твоему, мы им одолжение делаем, что позволяем в бирюльки поиграться, а за пределы заведения — ни-ни?
— Так это не по-моему, Инга, это так и есть. Но даже умственно нормальный человек редко бывает благодарным, а ненормальный вообще не понимает, что ему, так сказать, причинили добро, вот и подумай об этом.
— Слушай, твоя ирония, конечно, артистична, но неуместна и непонятна. Это такие же люди, и они не меньше любого из нас заслуживают права быть в публичных местах.