Декаданс - Людмила Семенова
— А ты, воспитательница наша, не вали в одну кучу теплое с мягким! Одно дело когда в ресторан не пускают инвалида-колясочника с ясным рассудком, тут я сам готов заступиться. А какой-нибудь олигофрен в ресторане может захотеть поиграть с вилочками, ножичками и бутылочками. Тебе не кажется, что разрешать ему это чуть-чуть неосмотрительно?
— Вообще-то Алик прав, — вдруг заметил Игорь. — Я тоже считаю, что эти перфомансы нам совсем ни к чему. А если уж очень хочется, то любой студент за символическую сумму сможет изобразить безумного так, что от зрителей отбоя не будет.
Инга поморщилась, не скрывая раздражения:
— Что вас потянуло умничать, ребята? Вот что ты начал, Алик? Ты же не медик и даже не знаток-любитель, чтобы разбираться в таких вещах!
— Ну да, я скорее пациент. Будущий, — мрачно усмехнулся парень, и тут всем присутствующим стало совсем не по себе.
Тут девушка перекинула сумочку через плечо, развернулась и быстро пошла к стойке администрации, бросив на ходу:
— Задолбал уже! Когда тебе охота выпить, с тобой вообще невозможно разговаривать! Ведешь себя как баба с ПМС...
Ребята заметно смутились. Игорь ободряюще потрепал Алика по плечу и отвел его в сторону, а девчонки сгруппировались у выхода.
— Да, дела, — пробормотала Катя. — Поедем отсюда, посидим в кафе на станции? Инге все равно будет не до нас.
У Полины было скверно на душе и она бы предпочла отправиться домой, но поскольку Яся охотно согласилась, то и ей стало неловко возражать. К тому же, по дороге Катя сказала, что есть и приятные новости.
— Нехорошо получилось, что и говорить, — вздохнула та. — Видно, Алик все-таки успел перехватить чего-нибудь крепкого. Пятница же...
Затем, уже в кафе, Катя поведала с таинственным видом:
— Знаете, девочки, на днях я от Инги слышала, что она собирается организовать для нас творческий тур за границей. А вот где именно — молчит, хочет сделать сюрприз.
— А с нас что-то причитается? — спросила Яся.
— Как я поняла, платить нам ничего не надо, а вот поработать придется, — сказала Катя. — Ну, пейзажи с натуры, зарисовки городской жизни, фотоэтюды... Инга говорит, что в июле предстоит большой фестиваль на тему путешествий и межкультурного общения, и там, мол, все это окупится.
— И где мы будем жить? — поинтересовалась Полина.
— Инга забронирует места в гостинице, конечно. Никаких больше молодежных лагерей, не волнуйся! — улыбнулась Катя. — А что, Поля, у тебя дежа вю? Ты все еще от той поездки не отошла?
Здесь стоит заметить, что Катя, отчасти против воли Полины, оказалась в курсе ее чувств к Алику еще когда они студентами ездили на практику. Она была наблюдательной девушкой, они вместе с Полиной и Ясей жили в комнате и ели в столовой, и понемногу о чем-то Катя догадалась сама, а остальное Полина выложила ей в порыве отчаяния. Катя невозмутимо заверила ее, что это всего лишь детская болезнь, а они проходят сами, когда «физиология свое берет».
Тогда Полина, обычно тихая и бесстрастная, почему-то рассердилась и ответила:
— Знаешь, Катя, если парни на меня смотрят как на пустое место, то физиология может хоть наизнанку вывернуться, толку не будет!
— Да ладно, будь проще, и люди к тебе потянутся, Поль, и парни в том числе, — безмятежно ответила Катя. — А если будешь носиться с несчастной любовью, у тебя точно в личной жизни ничего не получится!
Правда, гнев Полины все-таки возымел какое-то действие, поскольку на следующий день Катя подошла к ней и сказала с неожиданной робкой задумчивостью:
— Слушай, Поля, я тебе, похоже, вчера лишнего наболтала. Ну ты не обижайся, я же сама знаю, что у меня не язык, а помело! Мир, ладно?
Разумеется, Полина не хотела ссориться, и они полюбовно закрыли эту тему до самого окончания учебы. Катя знала, что у сокурсницы ничего не менялось в личном плане, но об Алике никогда больше не заговаривала.
И вот назревало нечто похожее, хотя Полина почему-то чувствовала себя иначе, чем тогда. У нее не то чтобы появились какие-то надежды на Алика, но его связь с Ингой уже не казалась такой незыблемой. Порой девушке казалось, что отношения Алика и Инги держатся именно на конфликтах, вечном напряжении и даже его дурном пристрастии, будто они взаимно подпитываются каким-то нездоровым вдохновением. Вроде бы они нуждались друг в друге, но не как любящие парень и девушка, а как противоречивые творческие натуры, тянущиеся к саморазрушению. А простые, понятные, обывательские радости вроде общего дома, свадьбы и воспитания детей никак не вязались с их союзом.
Зато Полина искренне мечтала именно о такой радости, и порой ей казалось, что мысли Алика созвучны с этим. Поэтому она все чаще думала, что работа у Инги может привести ее к чему-то очень важному и судьбоносному. Вдруг она угодила в этот переплет по некой потусторонней воле? И у нее есть еще шанс оказаться в жизни Алика кем-то иным, нежели безмолвным и страдающим наблюдателем?
Глава 3
В понедельник Алик появился на работе бледным и хмурым, из чего Полина сделала вывод, что выходные для него прошли неспокойно. Отметившись в журнале, парень вдруг подошел к ней и заговорил вполголоса, будто желал поведать о чем-то секретном:
— Представляешь, Поля, — сказал он, — Инга таки взялась обрабатывать пациентов из психбольницы, даже с юристами успела поговорить. Она во что бы то ни стало хочет выпустить к осени целый музыкально-поэтический перфоманс, на тему безумия в искусстве и в быту. Ну ты же знаешь, как у нас проходят эти перфомансы, — какофония вместо музыки, конвульсии вместо танцев и кляксы вместо декораций. Пока смотришь, сам с ума сойдешь! Ё-мое, стоило ли ради этого на художника учиться...
— Кстати, ты мне никогда не говорил, чем мечтаешь заниматься, — вдруг осенило Полину. — Тебе нравилась книжная графика?
— Да не то что бы! Вообще-то я декоратором-сценографом хотел стать, но родители настояли на кафедре графики: мол, театральное искусство все равно на последнем издыхании, а с навыками компьютерного дизайна нигде не пропадешь, да и бумаги на наш век хватит. Вон дамские
