Я больше тебе не враг (СИ) - Маргарита Дюжева
— Выступать без спроса за порог — запрещено, — совершенно ровным голосом сообщает тот, что помоложе после того, как поднимаемся на крыльцо.
Он распахивает дверь и, не думая о галантных манерах, первый заходит внутрь. Хлопает ладонью по выключателю.
— Что встала?
Тот, что позади бесцеремонно подталкивает меня вперед.
— Вас не смущает, что это похищение и насильное удержание?
— Нет.
Им похер. Они даже не пытаются этого скрывать.
— Когда я отсюда выберусь…
Если выберусь…
Одного взгляда на их равнодушные лица достаточно для того, чтобы растерять запал. Они тоже сомневаются в том, что я покину этот дом.
Интересно, чем руководствовался Кирсанов отбирая цепных псов и сколько заплатил им, чтобы безропотное подчинение? Вряд ли мне удастся как-то их уболтать и склонить на свою сторону.
— На второй этаж.
Второй этаж это такая себе новость — слишком высоко, чтобы выбраться через окно. Стараясь не показать своего разочарования, я послушно поднялась по широкой, добротной лестнице с тяжелыми лаковыми периллами.
Однако мой страх, относительно того, что через окно не выбраться, вообще оказался бессмысленным, потому что меня отвели самый конец коридора и запустили в крохотную комнату — три на три метра. Там была узкая низкая кровать, стол, стул, резная вешалка с тремя крючками, но не было окна.
Проклятье.
— Подъем в шесть. Еда по расписанию. Если надо в туалет — кричи, — хмыкнул сопровождающий, — если услышим — отведем.
Свиньи.
— Когда приедет Кирсанов?
Молчание.
— Мне нужно знать, когда приедет Максим!
Я стараюсь говорить твердо, но голос гадко подрагивает, выдавая слабость и испуг.
— Как посчитает нужным, так и приедет.
С этими словами дверь закрывается, и я остаюсь одна в своей новой комнате.
И правда тюрьма.
Сажусь на жесткую кровать, и пригорюнившись, упираюсь локтями на свои колени. Мне все меньше нравится происходящее, и все меньше веры в то, что удастся сбежать. Внутри кипит, хочется что-то сделать, совершить какой-то прорыв. Сокрушить угрюмую тюрьму и с флагом наперевес умчаться в закат. А еще больше хотелось истерить и бить кулаками в дверь с требованиями, чтобы меня отпустили.
Мне с трудом удается обуздать эти эмоции. Слишком нервные и бестолковые, чтобы быть полезными. Надо собрать себя воедино, успокоиться и хорошенько все обдумать, решить, что делать дальше.
Прежде всего надо бы осмотреться в этой обители зла. Узнать, есть ли тут еще люди, кроме этой парочки. Сколько выходов из дома, сколько выездов с огороженной территории.
Силюсь вспомнить, а щелкал ли замок, когда дверь заперли и не могу. Не обратила внимания. Поэтому поднимаюсь к кровати, крадусь к двери и тихо тяну за ручку.
Открыто.
Мне некогда думать о том, почему так вышло. Выскальзываю из комнаты, крадусь к лестнице, и на верхней ступени замираю, прислушиваясь к тому, что внизу. Голосов не слышно, но явственно раздается звон ложки по тарелке. Кто-то из них в кухне-гостиной. Мимо не проскользнуть — можно и не пытаться, но обратно я не спешу. Слушаю.
Спустя пару минут раздается скрип входной, и на одного персонажа становится больше. Они глухо переговариваются, я не могу разобрать все слова, но четко улавливаю:
— Ее надо покормить. Отнеси.
Черт! Сейчас еда — это последнее, что меня волнует. Аппетита ноль.
Но мне приходится поспешно ретироваться и вернуться в свою комнату. В конце аккуратно прикрываю дверь, чтобы никто ничего не заметил, и плюхаюсь на кровать лицом к стенке.
Вовремя!
Буквально спустя минуту на лестнице раздаются тяжелые шаги, потом в комнату входит один из моих тюремщиков и ставит на стол поднос.
— Тебе надо поесть.
— Не буду, пока не приедет Кирсанов, — я даже не оборачиваюсь.
— Голодовка может затянуться.
— Плевать.
— Как знаешь.
Он уходит, и я, прислушиваясь до посинения, снова не слышу, чтобы замок захлопнулся. А это значит, что надо выждать удобный момент, подгадать, когда никого из них не будет внизу, и покинуть этом место.
Глава 3
Нужного момента приходится ждать. Я битый час торчу возле приоткрытой двери и слушаю голоса и шаги, доносящиеся снизу.
Ничего полезного не звучит. Простые мужские разговоры: вчера смотрел матч, на выходных едем за город. Обычная человеческая жизнь. Если не считать того, что эти двое — мои конвоиры, а я в самой настоящей тюрьме.
Несмотря на отсутствие аппетита, я все-таки съедаю ужин. Мне нужны силы, чтобы выбраться из этой западни, и я должна думать не только о себе несчастной, о своей гордости и потрепанных страхах, но в первую очередь о ребенке. Он, наверняка, чувствует мое состояние и волнуется.
— Ничего, — кладу ладонь на живот, — все будет хорошо.
Уверенности нет, но я отказываюсь это признавать. Как-нибудь справлюсь.
В какой-то момент в доме становится тихо.
Я выжидаю еще немного, а потом выскальзываю из комнаты, оставив вместо себя подушку, укутанную одеялом. Так себе маскировка, но другой все равно нет, и остается лишь надеяться, что в потемках они не разберут подмены.
Спускаюсь по лестнице, молясь, чтобы не скрипнули ступени под ногой.
Внизу пусто. Мои тюремщики то ли на обход ушли, то ли еще куда. Не важно. Я игнорирую главный вход — слишком велика вероятность попасться кому-то на глаза. Вместо этого тихой тенью выбираюсь через заднюю дверь на крыльцо под узким навесом и тут же прыгаю за высокую ровную поленницу.
На улице уже темень, и начинает моросить дождь. А у меня ни фонаря, ни куртки с капюшоном, но зато огромное желание оказаться как можно дольше от этого места. Поэтому жду, слушаю, стараясь не поддаваться панике и не действовать опрометчиво.
Второго шанса у меня может и не быть, но от жути аж зубы сводит.
Главное решиться и сделать первый шаг. Кровь разгоняется все сильнее и сильнее, в груди гремит, в висках стучит. Становится горячо-горячо и дико страшно.
Я на миг закрываю глаза, выдыхаю, и делаю тот самый первый шаг.
Мелкими перебежками от сосны к сосне, отделяюсь от дома и ухожу все дальше. До тех пор, пока просветы между стволами не оказываются настолько узкими, что трудно что-то рассмотреть позади.
Дом по-прежнему в тишине. Но я не обольщаюсь, не теряю времени и иду дальше.
Мне нужно найти место, где можно перебраться через забор. Просто найти это гребаное место и уйти отсюда. Я нарочно обесцениваю задачу в собственных глазах, чтобы она не казалась такой страшной.
Подумаешь забор. Подумаешь в полтора моих роста, да еще и с проволокой поверху.
