Я больше тебе не враг (СИ) - Маргарита Дюжева
— Что будет дальше?
Улыбается.
И ни черта это не добрая и не ласковая улыбка. Так смотрит белая акула на пловца, свалившегося с доски для серфинга.
Макс ничего не отвечает, и от этого мурашки по коже бегут в два раза быстрее. А в голове пульсирует: он меня ненавидит, ненавидит, ненавидит!
Я бы тоже на его месте ненавидела.
Я столько сделала в погоне за местью, что теперь не отмыться.
Может извиниться? Сказать, прости меня Максимка дуру грешную, натворила я дел, но больше не буду. Честное слово.
От таких мыслей становится смешно. Прекрасно осознаю, что сейчас не место и не время, но не могу удержать дебильную улыбку, которая тянет в стороны уголки губ.
— Кому-то весело?
Кому-то капец как страшно и одиноко.
— Ни капли. Это нервное.
— Еще рано нервничать, милая. Все самое интересное начнется позже.
Его слова, как раскаленный кол между лопаток. В них холод, равнодушие и вместе с тем лютое обещание.
Он ведь не такой на самом деле. Совсем не такой. Я его знаю… Знала…
Поджимаю губы, чтобы он не заметил, как они трясутся, и отворачиваюсь к иллюминатору, за которым стремительно приближается земля. Сначала вижу квадратики домов и резкие росчерки улиц, потом различаю отдельные деревья, потом ветки на них. То там, то тут сверкают золотые прошлепины посреди уставшей зелени — верные признаки набирающей обороты осени.
Шасси с громким шорохом врезаются во взлётную полосу, и самолет, трясясь и подрагивая, несется вперед, постепенно замедляя ход.
Я вернулась туда, куда никогда не собиралась возвращаться. Тут слишком много ошибок и пахнет кровью. Слишком больно и на грани.
Я не дура, и не тешу себя надеждой, что удастся вот так запросто улизнуть из-под носа у Кирсанова. То, что я провернула в прошлый раз, было возможно только по причине его безграничного доверия. Сейчас от него не осталось и следа. Только пепел, горький, пропитанный ядом и сожалениями.
Все, что я могу сделать — это притихнуть и ждать, надеясь, что, когда шанс предоставится будет еще не слишком поздно.
Не знаю, чего я жду. Кровавой расправы или рева полицейских сирен, но когда раздается холодное кирсановское:
— На выход, — не могу заставить себя и пальцем шевельнуть.
Форменный паралич, будто кто-то за долю секунды выкрутил все мои силы на минимум.
— Ждешь особого приглашения?
Ничего я не жду. Просто не могу и все.
Макс подхватывает меня под руку. В этом жесте ноль галантности, только жесткое раздражение. Мне почти больно, на грани, но я поднимаюсь, не проронив ни звука и покорно позволяю себя вести.
У самолета нас ждет две машины. Одна принадлежит Максу, вторую я никогда не видела, но ведут меня именно к ней. А Кирсанов, ни слова ни сказав, направляется к своему автомобилю.
Он не оборачивается, не притормаживает, чтобы наградить прощальным взглядом. Просто садится за руль и громко хлопнув дверью, уезжает.
Почему-то становится страшнее, чем прежде.
Кому он меня отдал? Что теперь?
Незнакомый мужчина усаживает меня на заднее сиденье, сам садится на водительское, и первое, что делает — это блокирует двери.
Я опомниться не успеваю, как машина срывается с места и покинув территорию аэропорта, несется в противоположную сторону от города.
— Куда вы меня везете?
Он даже не думает отвечать.
— Куда. Вы. Меня. Везете, — цежу каждое слово.
Вряд ли Макс велел вывезти меня в лес и закопать под какой-нибудь сосной. Он не настолько зол… или настолько?
В зеркало заднего твида меня цепляет твердый, проницательный взгляд предупреждая едва заметным прищуром, чтобы не делала глупостей.
— Я требую ответа!
— Куда надо, туда и везу.
Вот и все. И сколько бы ни вопила, сколько бы не качала права, больше никаких подробностей не звучит. А машина тем временем сворачивает с загородной трассы на узкую дорогу с битым асфальтом. Ракитовые кусты постепенно уступают место березам, потом соснам и, наконец, мы и правда въезжаем в лес. Он плотной стеной подступает к дороге, нависает, закрывая и без того тусклое осеннее небо.
И кроме нас никого…
В голове мигом всплывают все просмотренные фильмы ужасов, и сердце тут же заходится в диком бое.
— Высадите меня! — требую, дергаю ручку двери. По-прежнему заблокировано, — немедленно выпустите меня!
Мужику хоть бы хрен. Он полностью игнорирует мой писк, продолжая вдавливать педаль газа в пол.
Мне на самом деле начинает казаться, что сейчас мы заберемся в непроходимую чащу, мне всучат лопату и отправят копать яму самой себе. Особенно это ощущение усиливается, когда с асфальта скатываемся на едва заметную, петляющую среди густого орешника, грунтовую дорогу.
Я пытаюсь вспомнить какие-то приемы самообороны, вспомнить как должна вести себя женщина, если ее насильно увозят, но мысли скачут бешеными сайгаками.
Я беспомощна, как младенец! Подавлена и мне чертовски страшно
И в тот момент, когда нервы не выдерживают, и я уже готова наброситься на этого мужлана и будь что будет, автомобиль выворачивает к высокому забору с колючей проволокой поверху. Из-за него выглядывает зеленая крыша незнакомого дома.
Ворота распахиваются, стоит нам только приблизиться, и машина неспешно въезжает во двор.
— Приехали.
— Что это за место?
— Это? — как ни в чем не бывало переспрашивает мужик, — твоя тюрьма.
* * *
Ну хоть не могила…
С тюрьмой как-нибудь разберусь.
Машина останавливается под навесом на заасфальтированном пятачке.
Тот, кто меня привез, выбирается наружу и приветственно машет встречающему. Еще один мужчина, то же незнакомый, но немного помоложе первого. Я не встречала их раньше в компании Кирсанова. Нанял? Или я не всех знала в его окружении?
Вопросов много, но вряд ли кто-то собирается на них отвечать.
Дверца с моей стороны распахивается:
— На выход.
Одарив своих конвоиров угрюмым взглядом, я молча выбраюсь из машины.
На улице еще тепло, но уже наносит осенней сыростью. Пахнет мхом, сопревшими листьями и хвоей, а еще почему-то грибами.
Пока меня ведут к дому, я тайком, стараясь не крутить головой, осматриваюсь по сторонам. Участок большой, забор окружает не только придомовую территорию, но и часть леса, теряясь где-то вдали между деревьев. Широкий передний двор в идеальном порядке — местами тронутая желтизной трава коротко выкошена, кусты подстрижены, а редкие сосны горделиво поднимают свои ветви к серому осеннему небу. Под ногами шуршит гравий дорожек, а где-то за пределами видимости сердито кричит лесная птица. Мне почему-то кажется, что она тоже ругает меня. В ее криках звучит упрек.
Сам дом в два этажа, сложен из добротных бревен, с большими окнами и открытой
