Грань - Фло Ренцен
Как ревностно она только что советовала подруге послать на хрен своего молодого человека, как яро сетовала на мужчин — тех, чужих. К ее мужчине, обыкновенному, но настоящему, деловому и надежному это не относится. Интересно, почему никто из них до сих пор не допетрил поднять бокал «за здоровье молодых».
Припоминаю, что думала о «них» при знакомстве с Ниной, как задавалась вопросом, не буду ли чинить им препятствия, и вдруг думаю: «Чинить тут нечего». Так и думаю, не больше и не меньше. От своих предположений, что ее, Нину когда-то надобно было распечатать, по-прежнему не отказываюсь.
Интересно, что Нина не обратилась взглядом ко мне, когда ее спросили о ее мужчине — неужели правда не подозревает? Или наоборот? Тогда зачем сегодня сунулась к нам?
— Про бывшую-то не вспоминает? — спрашивает девушка с молодым человеком, вспоминающим про бывшую.
— Не-а, — беззаботно поет Нина. — Ни звуком. Я даже не знаю, с кем он до меня был — и никогда не спрашивала.
— Вот и правильно! — восклицает Каро.
И хоть в стакане у нее вода, я, кажется, ошибалась — «здоровье молодых» явно так и рвется из нее.
Если Рози думает, что я испытываю некие терзания, то зря думает. Она все же не выдерживает и шепчет Каро что-то на ухо. Каро не шифруясь смотрит на меня, затем на Нину, но та пьяна и поглощена собственной болтовней, поэтому ничего не замечает.
Затем девушка-марафонщица вдруг узревает часы на деревянной стенке, резко «трезвеет» и ахает, что ее молодой человек через четверть часа ждет ее в «Компаньоне».
— Подождет, — посмеиваются другие, но поднимаются вместе с ней.
Кажется, все в восторге от того, что у нас с ними сегодня получилась такая «баня».
Нина сердечно прощается с нами: — В следующий раз — вместе на йогу! — а Каро милостиво разрешает им писать себе «в личку».
Оставшись втроем, мы какое-то время не произносим ни слова. Отходим, как если б нас только что вениками отделали.
Каро пытливо смотрит на меня и говорит: — Я понятия не имела, — а я только передергиваю голым плечиком, которое Рози пытается погладить.
Я кладу руку на руку Рози и говорю лишь чуток нервно:
— Да все нормально, сахарок. Правда.
— Вот именно, — подключается Каро. И вдруг «проповедовать» начинает, будто там, у себя на канале-блоге: — Все — к лучшему. Он же кинул тебя. С ним все будет по-другому, думала ты. Но ты ошибалась. С ним было, как с прежним. Все они поразительно похожи: им нужно либо, чтоб давала, либо, чтоб рожала. Можно и то, и другое сразу — этому, по крайней мере, так и захотелось. И ты решила, что твое тело принадлежит тебе, а его наказала: толкнула в объятия другой…
Я успела попривыкнуть к подобным «перлам» от нее, но Рози совершенно откровенно смотрит на Каро, как на психически неадекватную.
— Для тебя он — пройденный этап, — продолжает втолковывать мне Каро занудным тоном на манер аутотренинга. — Тем, лучше, если вы с ней ладите. Для тебя же лучше.
Хм, ладите. Забавно. Сноха она мне, что ли — ладить с ней.
И каким это местом лучше, интересно.
Хотя, может, и правда — к чему лишний стресс. Хоть на йогу я с ней и не собираюсь, но чует мое сердце: мы с Ниной не последний раз пересекались.
— Конечно, — соглашаюсь только. — Я о‘кей.
* * *
Глоссарик к ГЛАВЕ СОРОК ПЕРВОЙ Джунгли или Идите в баню
Бикини-центр — торговый центр-шопинг молл в Берлине
Джоан Баэз — американская фолк-певица мексиканского происхождения, автор и исполнительница многочисленных пацифистских и протестных песен, приобретшая популярность в шестидесятых годах
кафе с официантами-роботами — кафе в Милане, в котором прием заказов и обслуживание клиентов осуществляется роботами
фокачча — итальянская лепешка с начинкой
шприц — Spritz, «шипучка», слово добавляется в названия коктейлей, приготовляемых на шампанском или игристом вине
чэрто, бэлла — по-итальянски: конечно, красавица
Карос Копф — Caros Kopf, дословно: голова Каро, Kopf является довольно распространенной немецкой фамилией
Mädelstag — день девочек или девичник
фил-гуд-фуд — дословно: еда для того, чтобы чувствовать себя хорошо; напраление в современной кулинарии, заключающееся в легкой, здоровой и вкусной пище
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ Лотос
Ноябрь.
Холодно до морозных узоров на окнах. Мое окно не отстает, на нем явно вымораживается цветочное что-то.
Мороз не волнует нас и наш проект: Карре-Ост решил продвинуться и сделал очень важный шаг вперед: «наш» бауляйтер, то есть, начальник стройки, вместе с подрядчиком благополучно все доломали. Осталось теперь только отчитаться по сносу и, Бог даст, дадут нам разрешение строить.
«Дадут — нажрусь» — обещает Мартин. «А то в печенках уже сидит».
«Нюхни мой Бланкенбург» — парирую я. Думает, один он тут с несдвигающимся возится.
И вот назревавшее, назначенное было на «после нового года» слушание в сенате передвинули на сегодня — Мартину шепнул кто-то, что чиновники опасаются новых локдаунов перед праздниками и хотят до того еще все уладить.
— Привет, Катарина, я уже на месте, — «рапортует» шеф мне из сената.
— Да, Мартин, я тоже подъехала. Так, планы… Захвачу — и буду.
Заваливаюсь к Рози с макетом:
— Сахарок… дай, а… без сахара…
— На, на… ты че не выехала еще… — журит меня Рози, а сама торопливо сует мне маленькую горькую шоколадку.
Кофейный автомат у нас давно починили — а я и не кофе у нее просила. Она теперь подкармливает меня этими. Они так и называются «Tasse Kaffee», то есть, чашка кофе. Они из горького шоколада с перемолотыми кофейными бобами и из-за мягкой горечи кажутся несладкими.
— Пошла-пошла…
Торопливо жую свой крошащийся «анаболик», скачу было в лифт, но тут же выпрыгиваю обратно на лестничную и спрашиваю наушник, ткнув кнопочку и не глядя, кто звонит:
— Да?..
Шеф, наверно, кто ж еще…
— Сис… эхм-м… — больновато режет мне уши хриплый, крякающий, недопробившийся еще басок, не идущий к внешности его хозяина.
— Эрни, я щас не мо…
— Хэ-хэм-м… забери меня, а?.. срочно.
Так, интересно.
Останавливаюсь на ступеньке, как будто мне дали по лбу — только что не падаю.
Брат говорит вообще-то спокойно, но я прекрасно знаю этот его «голос»: слова его то и дело перемежаются с еле слышным нервным посмеиванием. В последний раз
