Свет ночи - Дмитрий Яковлевич Стахов
— Звонил наш начальник, — говорит Тамковская, когда я сажусь в машину и мы отъезжаем. — Спрашивал — ознакомили вы нас с содержимым папок, которые забрали из его кабинета.
— И что вы ответили?
— Что еще нет, но ознакомите обязательно.
— Первая часть вашего ответа верная, вторая — нет.
— То есть?
— Ящик с папками остался на лестничной площадке, возле лифта. Я вышел из квартиры, потом мне понадобилось вернуться, а когда я вновь вызвал лифт, то про ящик забыл.
— Вы понимаете, старина, что это бумаги для служебного пользования? — спрашивает Извекович. — Вы понимаете, что если они попадут к…
— Они попадут к нашей уборщице. Она отнесет ящик в подвал, где живет со своим мужем, водопроводчиком, и тремя детьми. Никто из них ничего не поймет — они и говорят-то по-русски еле-еле…
— Какая легкомысленность! — Извекович даже краснеет от негодования.
— Но вот их старший очень смышленый мальчик. Он учится в седьмом классе. Ему будет интересно.
Извекович открывает было рот, но Тамковская накрывает изящной ладонью его руку, лежащую на рычаге переключения передач.
— Успокойтесь, Роберт. Антон Романович нам расскажет то, что сумел запомнить. Мы же не можем возвращаться! Антон! Вы все папки посмотрели? Тогда давайте по порядку, с первой папки. Ехать нам еще долго. Не все же нам слушать музыку, нет-нет, Роберт, мне очень нравится, сделайте чуть потише, да, вот так…
— Вы серьезно? — спрашиваю я.
— Ну да, мне всегда нравилась классическая музыка. И нам надо войти в курс дела. Того, что нам дали, недостаточно. К тому же принципиальные разночтения — у вас пирог и кока-кола, у меня и Роберта — пиво и колбаса. Из-за таких несовпадений может произойти что-нибудь трагическое. А вы… У Антона Романовича потрясающая память, — Тамковская вновь накрывает своей ладонью руку Извековича, — он, как все, запоминает все, но в отличие от нас, простых смертных, может воспроизвести запомненное.
— Более двух третей жителей городка считают, что покойник ожил на самом деле, — говорю я. — Хотя родители детей, к которым якобы покойник приставал, уверены, что он не оживал, но вот родители других детей думают, что ожил и среди них высок процент тех, кто считает, будто покойник теперь будет преследовать их детей. Общее число видевших покойника, в процентном выражении…
— Я отказываюсь слушать этот бред, — говорит Извекович. — Это полная дичь. Извините, Антон, это относится не к вам, а к тому, что вы нам транслируете.
— Роберт, успокойтесь! Антон, продолжайте!
— Спасибо, Ольга. Самая интересная категория — так называемые «заразившиеся». Это те, кто видел покойника или соприкасался с ним, например, облокачивался на прилавок киоска «Табак» после того, как на него облокачивался покойник, пытаясь купить пачку сигарет. Эти «заразившиеся»…
— Какие сигареты он собирался купить? — спрашивает Тамковская, доставая блокнот. — Что случилось, Роберт? Зачем вы сюда сворачиваете?
— Туалет. И — кафе. Надо перекусить! Хотя бы выпить чаю.
— Хорошо, — соглашается Тамковская. — Продолжим позже. Антон, запомните то место, на котором вы остановились.
Салат, солянку, тефтели с гречневой кашей, томатный сок и сто пятьдесят. Это я заказал у веселой буфетчицы-официантки. Извекович тактично заметил, что обед ждет нас по прибытии в городок, кисло улыбнулся, когда я сказал, что, как животное, ем, когда хочу, а потом — Тамковская подошла к буфету, — спросил — не много ли, сто пятьдесят, и не рано ли? — но тут мы оба услышали, как Тамковская тоже заказывает солянку и, к моему и Извековича изумлению, сто грамм, и ответил Извековичу, что в самый раз и что время — это иллюзия, самая опасная из всех, на что Извекович сказал, что я могу не стараться — он посещал лекции Пейджа об иллюзорности пространства-времени, сам писал на эту тему работу, а еще сказал, что вопрос об иллюзорности времени тесно связан с вопросом его, времени, зарождения, генезиса, его видов и разновидностей, если же серьезно, то предположение о возникновении времени и само оно, время, во всем его многообразии, отрицает вечное, внепространственное и вневременное существование творца, а если совсем серьезно — его расстраивает мое настроение, он же видит — со мной что-то не так, и я спросил: а с кем — так? Извекович хотел было что-то ответить, но вернулась из туалета Тамковская, заказавшая по пути еще два чая, — «Антон! Вы будете чай? Нет? Два чая!» — дальнобойщики за одним из столиков даже дернулись — у Тамковской такой интеллигентный голос, кошмар просто, ужас! — и поинтересовалась — мол, о чем мальчики шепчутся?
— Мы говорим о том, как падшая богиня хаоса Ансорет сошлась с богом мрака Тшэкином и родила близнецов…— начинает Извекович, но Тамковскую так просто не купишь: она садится, закидывает ногу на ногу, просит меня рассказать все, что я знаю про Лебеженинова, я начинаю пересказывать содержимое папки номер пять, но Тамковская замечает, что о содержимом папок мы будем говорить в дороге, а сейчас она просит рассказать о личных впечатлениях от знакомства с Лебежениновым.
— Вы его знали лично? — Извекович изумлен. — Вы общались?
— Антон Романович был консультантом в оппозиционной партии, активистом которой одно время был наш восставший из могилы господин Лебеженинов, Борис Борисович. Антон Романович проводил у них тренинги, учил их, пестовал, а их не зарегистрировали, оказалось — им негде применить навыки, полученные с помощью Антона Романовича, они отказались от его услуг, и Антон Романович потерял одну из статей дохода.
— Я работал на общественных началах… — с обидой начинаю я, но Тамковской приносят солянку, мне — все мной заказанное, чохом, наши водки слиты в один графинчик, я забываю про обиду, разливаю, мы чокаемся, пьем, я погружаю вилку в залитый майонезом салат, Тамковская зачерпывает солянки, Извекович просит буфетчицу-официантку поторопиться с чаем, но тут Тамковская откладывает ложку, вытирает губы салфеткой и говорит, что Лебеженинов был
