Ирина Лобановская - Злейший друг
Ксения столкнулась с мужем глазами. Выслушала. Удивилась. Даже запомнила — блестящая актерская память! Профессиональное качество. Но не вняла. И возразила:
— Конечно, каждый сам себе дирижер. Но на земле слишком много людей, на ней меняются судьбы целых стран… И что может стоить и решать воля одиночки?… Твоя, например… Смешно…
— Ты не совсем права. Ибо сказано: «Город стоит, пока в нем есть хоть один праведник». Значит, нельзя говорить, что ни от кого из нас, даже одного, совсем ничего не зависит.
Ксения подымила в потолок. Хорошо бы его побелить… Натку бы сюда…
— Но это было актуально когда-то давно. Сейчас мир сильно изменился. Так изменился, что не знаю, действует ли подобное правило сегодня…
— И-е! Только не это! У меня прямо волосы заколосились… Неужели ты всерьез уверена, что такие законы изменились? Ты, стало быть, сторонник точки зрения, что Бог умер? Ницшеанка моя, атеистка моя…
Сашка вспомнил известный афоризм Ницше, который написал на одной из могил: «Бог умер. Ницше». В начале двадцатого века философа похоронили. А через день на его могиле обнаружили надпись: «Ницше умер. Бог».
— Когда появились первые атеисты? Скорее всего, тогда же, когда и первые верующие.
Ксения фыркнула:
— Разлюби твою мать… На земле есть могила Зевса. Где-то на территории Греции могильная плита, гласящая: «Тут похоронен бог Зевс». Как сие понимать? Кстати, я ничего не слышала насчет попыток археологов вскрыть ту могилу. Впрочем, можно поискать данные. С другой стороны, ведь есть и Гроб Господень в Иерусалиме… И Рабле писал о том, что умер бог Пан. И у него же параллель на тему: да, боги могут умирать, ведь и Бог Сын Иисус умер. Больше того, Его крестная смерть — один из краеугольных камней христианства. Это я знаю. Но я говорю сейчас больше о народах и государствах. И просто считаю, что государству по определению на фиг нужна чья-то самобытность! Цель любого государства во все времена — ставить на место именно всякую человеческую индивидуальность.
Сашка удивился:
— Вау! Ты — анархистка?!
Зависла оценивающая пауза. Пять минут на раздумье… Ксения вышла из легкого шока.
— Почему?… Н-нет… Просто реалистка…
— Мы говорим о разных смертях. Ты словно забываешь о Воскресении. И даже если страна темна, все равно человек в ней светится, — отозвался Сашка. — А ты просто духовно пестрая. Или эластичная. Есть основная мысль для каждого — его земное влияние, имевшее начало, никогда, во веки веков, не прекратится. Возвышенная, торжественная, почти страшная мысль… Что сделано, того не воротишь, то слилось с безграничным, неизменно живущим, неизменно созидающим миром и вместе с ним действует людям на пользу или во вред, явно или тайно, на вечные времена. Хотя, как ни верти, религии человечества различны между собой в своих основах. Вот смотри: Будда, возлежащий в неге и расслабленном блаженстве, завоеватель полководец Мухаммед и — Христос, распростертый на земле под плетьми и распятый на кресте за наши грехи. Есть разница, и сильная. И ты ее со счетов не сбрасывай.
Только тогда, когда начался разлад с Глебом, вспомнила Ксения внезапно все прошедшее, которое в том настоящем, ставшем сейчас прошлым, ее нисколько не занимало, не тревожило, не заботило… Она не знала в то время, не понимала, что самый важный момент жизни — теперешний, потому что прошлого уже нет, а будущее еще не наступило. Самый важный человек на свете — тот, с которым ты сейчас находишься, другого ведь нет рядом. Самый важный поступок на свете — именно этому человеку сделать добро. Сейчас — и никогда больше. И не загадывай, и не мечтай, и не пытайся угадать свой завтрашний день — он непредсказуем. Лишь Господь знает то, что навсегда скрыто от человека. Чтобы сохранять спокойствие духа, мы должны постоянно помнить, что нынешний день наступает единожды и никогда не возвращается. Завтра будет другой день, который настанет тоже один раз.
Позже — намного позже, когда уже было совершенно поздно, хотя разве бывает поздно исправлять свои ошибки? — Ксения попробовала проанализировать все прошедшее. И поняла, что Сашка прав: не умеет она любить.
Чем она жила? Разве домом, семьей? Театр ей подавай, овации, цветы и поклонников… Ей всегда некогда, у нее постоянно репетиции, спектакли, съемки… Она не интересовалась Сашкой, не знала его и вникать в его настроения не желала. Зачем ей это? У нее есть свое, собственное, очень нужное и важное. Чего же боле?
Чего же боле… Боль настоящая… Она прорезалась позже. И Ксения вдруг ощутила, что нигде не чувствует себя так одиноко, как в толпе, охваченной бурным весельем или столь же бурным горем. Людей много, а человека нет. И зрители — это та же толпа, зараженная определенным настроением — ликующая или скорбящая в зависимости от пьесы. Театр…
Где-то она слышала, что у всех известных людей замутнены родники души и сами эти люди испорчены вниманием, славой, выделившей их из ряда других любопытством толпы. Эта неизменная жизнь напоказ искажает их взгляды, походки, все их поведение.
Заботы, тревоги и желания обступали со всех сторон, рождали смятение в душе, и она почти не жила внутри себя — лишь вне и только вне.
И нет человека…
Вся ее жизнь была недоразумение, все, что она говорила или делала, все, что собой представляла, сама ее сущность — оставались непонятными, и все вокруг жило иллюзией и непониманием. От кого, думала Ксения, научиться, как относиться к не понимающим нас, ожидающим совсем иного? К тем, кто, обманувшись своей иллюзией, разбиваются о нашу реальность, и нас отвергают, и посылают проклятия на наши головы? Когда мы оставлены одинокими — способны ли мы идти дальше своим путем, но не в одиночку, не оставив других в стороне, а живя и умирая именно для людей, не понимающих нас и постигающих наши души слишком поздно или никогда?…
И кто ты есмь? Что ты? И для чего ты здесь, вольная и невольная? Грешная я же в слове и в деле, во дни и нощи, в уме и помышлении…
Однажды Ксения и Ольга были на концерте начинающей певицы — потрясающей! Чаровала она своим голосом, ворожила пением и пленяла и длинными волосами, и пластикой, и просто самой собой, потому что была чересчур необычна на сцене. Певице преподнесли роскошный букет.
Выйдя на улицу, Ольга вдруг дернула подругу за рукав:
— Посмотри!
Ксения пригляделась. Нуда… Вот она, та самая юная певица — в каком-то рыночном страшноватом полушубке и дешевых мятых брюках, рядом старенькие сморщенные родители… Совсем уж нищенски одетые. А в руках у нее — тот шикарный букет, по которому ее и вычислила Леля. Иначе бы ни за что не догадаться. И кругом никого… Где все эти поклонники, отбивающие в зале ладони? Театр… Разлюби твою мать…
