Не развод, а война - Дана Вишневская
— Но даже страсть быстро кончилась, — мрачно усмехается он. — Года через три мы занимались любовью по календарю, как скучным спортом.
— А потом и это прекратилось, — шепчу я. — Последние пять лет мы были просто соседями по квартире.
— Соседями, которые терпеть друг друга не могут, — добавляет он.
Сидим и понимаем — вот она, правда о нашем браке. Никакой романтической истории, никакой великой любви, которую разрушили обстоятельства. Просто два человека, которые по ошибке решили, что подходят друг другу.
— Может, нам действительно стоит развестись, — устало говорю я. — Без войны, без взаимных обвинений. Просто признать, что мы не подходим друг другу.
Руслан не уходит. Сидит рядом, смотрит на уток, и его плечо почти касается моего. Почему мне хочется прижаться? Ведь мы только что признали, что всё кончено. Но внутри — странное тепло, смешанное с болью. Почему я не могу уйти? Ведь должна ненавидеть его. Или... я всё ещё люблю?
Глава 17: Но я помню, как мы любили
Сидим на скамейке в том самом парке, где мы с Русланом когда-то мечтали построить дом у озера. Смешно до истерики. Тогда нам казалось, что мы будем жить долго и счастливо, как в детских сказках. А теперь вот — два врага на нейтральной территории.
— Но я помню, как мы любили, — говорит он вдруг, и в его голосе звучит что-то такое, отчего у меня сжимается горло.
Я оборачиваюсь к нему. Руслан сидит, откинувшись на спинку лавочки, смотрит на воду. Лицо усталое, будто он не спал неделю. А может, и правда не спал. Я-то знаю, что он не может уснуть, когда нервничает.
— С чего ты вдруг об этом? — спрашиваю я, а сама думаю: не доверяй ему, Злата. Это очередная попытка меня размягчить.
— Помню, как ты смеялась над моими глупыми шутками, — продолжает он, не отвечая на мой вопрос. — Как засыпала у меня на плече во время фильмов. Как радовалась, когда узнала, что беременна.
Блин, зачем он это говорит? У меня внутри всё переворачивается, словно кто-то взял и перемешал все органы в кучу. Я помню тот день. Тест показал две полоски, а я сидела в ванной и рыдала от счастья. Потом выбежала к нему на кухню, размахивая этим дурацким экспресс-тестом.
— Руслан, не надо, — шепчу я. — Не трогай это.
— А что, болит? — поворачивается он ко мне, и я вижу в его глазах что-то похожее на боль. — У меня тоже болит, Злата. Каждый день.
Хочется встать и уйти. Но ноги не слушаются, будто приросли к этой чёртовой скамейке. А он продолжает:
— Помню, как ты делала эскизы нашего дома. Рисовала на салфетках комнаты, показывала, какая будет детская, какая твоя мастерская. А я думал: какая же у меня умная жена. И красивая. И талантливая.
— Заткнись, — говорю я, но голос дрожит. — Зачем ты это делаешь?
— Потому что мне надоело воевать, — отвечает он просто. — Устал от этой войны, Злата. Устал ненавидеть тебя.
Я смотрю на него и не понимаю, что происходит. Это тот же человек, который месяц назад выгнал меня из собственной студии? Который угрожал лишить родительских прав? Который...
— Ты что, совсем охренел? — вырывается у меня. — После всего, что ты натворил, решил поиграть в сентиментальность?
Он молчит, смотрит на уток, которые плавают в пруду. Одна из них подплывает ближе к берегу, видимо, надеется на угощение.
— Помню, как ты поддерживала меня, когда банк отказал в кредите на первый крупный проект, — говорит он тихо. — Ты сказала: «Найдём другой банк. Найдём сто банков, если понадобится. Главное — не сдаваться».
Господи, да что с ним не так? У меня мозг сейчас взорвётся от этих воспоминаний. Да, было такое. Я тогда работала в галерее, получала копейки, но всё равно сказала, что мы справимся. Что мы команда.
— Команда, — усмехаюсь я горько. — Да, были времена.
— Были, — соглашается он. — А потом что-то пошло не так.
— Что-то? — повышаю я голос. — Да ты просто превратился в холодного ублюдка! Перестал меня видеть, слышать, вообще замечать!
— А ты превратилась в истеричку, которая устраивает сцены из-за каждой мелочи!
Вот и всё. Опять мы ругаемся. Какая же я дура, что поверила в эту его сентиментальную игру.
— Мелочи? — вскакиваю я со скамейки. — Ты считаешь мелочью, что забывал про мой день рождения? Что не интересовался моими картинами? Что разговаривал со мной, как с домработницей?
— А ты считаешь нормальным устраивать истерики, когда я задерживался на работе? Проверять мои карманы? Звонить по десять раз в день?
— Я проверяла карманы, потому что чувствовала — что-то не так! — кричу я. — Женская интуиция, дурак! А оказалось, что я права!
Он тоже встаёт, и мы стоим друг против друга, как два бойца на ринге.
— Да, оказалось, — говорит он жёстко. — Но знаешь что, Злата? Ты сама меня туда толкнула. Своими подозрениями, сценами, этим постоянным недоверием.
Меня сейчас или стошнит, или я его убью. Может, и то, и другое одновременно.
— Ах, так это всё-таки я виновата? — смеюсь я истерично. — Я виновата, что у тебя встаёт на других баб? Какая же я монстрюга! Наверное, это я заставила тебя забыть про совесть и уважение. Или, может, это моя магическая харизма обладает такой отталкивающей силой, что тебе приходится искать утешение на стороне? Да, конечно, это всё мои козни — ты просто бедный, несчастный жертвенный барашек, которого я довела до измен. Как удобно — списать свою похоть на мои недостатки. Ну что же, теперь, наверное, мне ещё придётся каяться за твоё грязное бельё, от которого так приятно пахнет чужой туалетной водой?
— Не ори, — шипит он, оглядываясь. — Тут люди ходят.
— А мне плевать на людей! Пусть знают, какой ты замечательный муж!
Проходящая мимо парочка покосилась на нас и ускорила шаг. Ну да, зрелище ещё то — два взрослых человека орут друг на друга в общественном месте.