Мой бывший предатель - Ая Кучер
— Я…
— И ты будешь там, Марьям. Придёшь и всё обсудим. У тебя есть время обдумать свои условия. Я не планирую давить или как-то грязно играть. Я просто хочу с сыном познакомиться. Но если ты не появишься… То я буду считать, что ты выбрала судебные тяжбы.
Выбрала. Не пришла.
В офисе Мара не появляется, а я как на иголках. Все встречи отменяю, в кабинет никого не запускаю.
У меня только один посетитель сегодня должен быть, который не появился.
Покачиваюсь на кресле, прикрывая глаза. Это открытое приглашение к войне? Не думал, что Мара так безрассудно поступит. Она умная девочка. Почему глупит?
Я суд выиграю. Легко. Никаких подстав не нужно, всё честно и по закону. И получу даже больше, чем мог бы рассчитывать.
Вот только я не спешу готовить документы. Не тянет этим заниматься. Через суд протаскивать Мару и ребёнка, чтобы своего добиться…
Не уверен, что это хорошо закончится. Вобьется вечным клином между нами с девушкой. Окончательно рассорит.
И раньше…
Раньше бы я так и поступил. Мне нужно — делаю. И её чувства мало волнуют. Но теперь…
Теперь другое осознать пытаюсь. У неё — мой сын. Мой.
Достаточно теста ДНК для уверенности, но я почему-то не сомневаюсь. Слишком яро Марьям пыталась избавиться от меня. Реагировала. Злилась.
Такую реакцию не сыграешь без повода.
И тогда получается…
Я могу стать отцом. Я уже отец, если номинально брать. И с этим нужно разобраться. Научиться — как с двухлетним сыном себя вести.
Два года ему…
На экране ноутбука открыта фотография. То, что нашёл в сети. Марьям ярко улыбается, прижимает к себе Кирилла.
А малыш супится. Хмуро в камеру смотрит, поджав губы. И что-то знакомое в его лице мелькает, очень похожее на меня самого.
— Савелий Вениаминович, — заглядывает секретарша. — Ваш кофе.
— Дубинина…
— Не объявлялась.
Киваю, отпуская девушку. Медленно глушу кофе, стараясь оставаться в сознании. Ночью так и не смог уснуть.
Какой тут сон, когда мой мир переворачивается? Трясёт его, трещины появляются, на клочки разрывает.
У меня есть сын. И Мара не изменяла мне? Не предавала.
Я почти три года считал её лживой дрянью. Беспринципной, продажной. Которая просто захотела себе место под солнцем. Предательницей, которую хотелось удавить.
Впервые так сильно погряз. Сильно ведь, если брак предложил. И разрывало тоже сильно. Ощущение было, что кости ломает.
И теперь — это всё неправда. Надуманное, сыгранное.
И…
Я мог убить собственного ребёнка. Кирюши могло бы не быть. Из-за меня. И вот это — факт, достоверный.
Мышцы скручивает, связки рвёт будто. Внутренняя агония усиливается, чем больше я смотрю на фотографию пацана.
Хорош. Взгляд — жёсткий, серьёзный. Деловой.
Поэтому так меня возле больницы зацепило. Буквально тянуло и трясло, пока я вглядывался в его лицо.
Мозгами понимал, что не может быть моим. Я наизусть диагноз знал, каждую строчку. Высечено было.
Но всё же тянуло. И не отпускало. И мысли лезли в голову. В основном из-за срока. Из-за того, что парень взрослым выглядел, а Мара сама сказала, что аборт сделала.
И это зудело. Закручивало теории, пока не рвануло правдой.
У меня есть сын. Мара — не предательница. А я просто ублюдок.
Я могу сколько угодно оправдывать себя, что в клинику не тянул. Силой не заставлял сделать аборт. Но моя вина есть. И если бы Мара пошла в клинику, на что у неё было право…
Как бы ты это схавал, Дубинин?
Мне звонит знакомый юрист, я сбрасываю. Не готов сейчас ни с кем общаться. У меня день тишины.
Мысли достаточно громко орут в черепной коробке.
Мы с Марьям договаривались на обед, а уже рабочий день почти заканчивается. Она не появилась.
И зачем это, девочка?
Зачем проблемы создавать, когда всё мирно решить можно было?
Чего она добивается?
Гипнотизирую письмо семейному адвокату. Который такие иски быстро организовывает. Как на конвейере работает, сделает мне всё нужное без проблем.
А дальше заседания, свидетели, тесты…
Мара-Мара, что ж ты так?
Я чертовски облажался, я знаю. Нет такого слова, чтобы описало всю степень моей ошибки. Но сейчас глупит именно она.
При должном подходе — я смогу добиться того, что сын вообще со мной жить будет. И какой в этом прок для неё?
А при этом письмо не отправляю. Оттягиваю. Не хочу. Навоевался я уже. С самим собой, с ней, с остальными.
В другом случае просто бы поднял белый флаг. Но не могу допустить. Сейчас, зная всё, у меня лишь вибрирует внутри. Заряжает батарейку дикой энергией. Воевать, рвать, прогибать. Добиваться своего.
Просто не с матерью моего ребёнка воевать же.
Но Мара не появилась. Не предупредила, не перенесла встречу. Просто проигнорировала.
Или она просто поняла, что я не пойду в суд. Взвесив всё, разумно обдумав, не пойду? Решила проверить?
— Твоя секретарша — абсолютно непрофессиональная, — заявляет рыжий вихрь, влетающий в мой кабинет. — Её нет на месте, я ждала долго.
Ничего не отвечаю. Взглядом врезаюсь. Изучаю. Позволяю себе пройтись взглядом по ней. Цепляюсь.
Мара как чертово солнце. Смотреть нельзя, а при этом — оторваться невозможно. Остаётся сгорать.
— Ты опоздала, — произношу жёстко. Пришла ведь!
— Да, — кивает, немного теряясь. — У меня были свои причины. Это неважно. Ну, я здесь. И я готова обсудить условия. Но это «бери или свали», Дубинин. Я озвучиваю свои условия, а ты — либо соглашаешься, либо проваливаешь. Переговоров не будет.
Я широко усмехаюсь, откидываясь на спинку кресла.
Какая же ты стала, девочка.
Восхитительная.
Я киваю, подталкивая девушку говорить. Хочется её выслушать. Хотя заранее знаю, что нужные мне условия — я получу.
Воевать с матерью моего ребёнка я не буду. Не хочу.
Но это же Мара.
Та, с которой препирания и война — чертовски притягательное занятие.
Глава 31
Я ненавижу опаздывать. Особенно на такие важные встречи. А в ситуации с Дубининым — фундаментальная встреча. Решающая.
Я всю ночь не спала. Ворочалась, продумывала, как это будет. А стоит сесть напротив Саввы, как всё из головы вылетает.
Потому что взгляд у него совсем другой. Непривычный. Из забытого прошлого.
Более мягкий и спокойный. Всё такой же изучающий, но больше не колит до крови. Почему-то именно это разбивает мою броню.
Я готовилась к битве. А не к этому. Почти спокойному разговору.
— Кирюша капризничал, — произношу я зачем-то. Вместо того чтобы просто озвучить свои требования. — Не захотел в садик, и меня не отпускал. А ещё он
