Мой бывший предатель - Ая Кучер
Я действительно не понимаю. У Саввы было много знакомых. Категория «друзья» — для мужчины существовала со скрипом.
Но такие люди были. Вот только туда входил Паша Соколовский и ещё пару ребят. Германа среди них не было.
Немного заносчивый, но очень умный мужчина был. Разрабатывал отечественные чипы для телефонов.
Савва даже инвестором у него не был. Они просто общались иногда. С чего вдруг такая забота?
— Когда мы развелись, — Савва сжимает челюсть. По его щеке рябь идёт. — Многое изменилось. И Герман… Он мне кое с чем помог. Можно сказать, у меня перед ним долг жизни.
— Подробностей не будет? — дыхание обрывает. — Ничего не понимаю. Какие-то тайны мадридского двора…
— Тебе и не нужно в этом копаться. Слишком грязно там всё. Но суть в том, что я к Ляле не имею никакого отношения. Но присматривал за ними. И Ляля действительно стала мне близкой. Особенно когда заболела.
— И ты так стараешься ради её спасения… Некоторые ради родственников столько не делают…
— Оставь эту тему. Главное я тебе сказал, остальное — мелочи.
Скорее — только больше тумана напустил. Герман казался мне примерным семьянином. И чем он так помог Дубинину, чтобы тот его секрет оберегал?
Ещё и так остервенело…
Я пытаюсь сопоставить ниточки, протянуть их в единую картину, но Дубинин отвлекает меня:
— Когда я смогу нормально познакомиться с сыном?
— Не знаю. Я сейчас очень занята, — я показательно лезу в телефон. — Встречи, а ещё…
— Мара, давай без этого. Назови мне день. Я пропустил два года его жизни. Больше пропускать я не намерен.
— Суббота, обед. Я обещала Кирюше пойти на машинки. В парке, где ты нас поджидал.
— Целая неделя ожидания?
— Раньше всё занято.
У меня будет время хоть как-то подготовиться морально. Справиться с внутренней паникой. И подготовить Кирюшу.
Как-то объяснить ему, что тот «дядя, что хватал» — не причинит ему вреда.
Я не хочу этого делать! Обелять Савву, заступаться за него перед сыном. Но лучше я как-то объясню всё Кирюше, чем у него будет стресс.
Дубинин ведь не остановится. Если я не прогнусь, то сам попрёт танком. И ещё больше испугает Кирюшу.
— Договорились.
Уголок губ дёргается, выдавая напряжение Саввы. Я вижу, что он едва сдерживается.
Принимает мои условия. Подстраивается под них, хотя мужчина привык свои правила диктовать. А сейчас — идёт навстречу.
Можно сказать, что это успех. Тот самый ненавистный компромисс.
— Тогда я сообщу точное время в субботу, — киваю самой себе. — Что ж…
— У меня остался вопрос, Мара, — останавливает меня Савва.
— Какой?
— Что у тебя с Балабановым?
— Это тебя не касается!
— Касается. Если мой сын называет его отцом — я должен знать. Если Балабанов участвует в жизни Кирилла — я должен знать. Так что да, Мара, на это придётся ответить. Насколько Балабанов близок с вами?
Глава 32
— Я, пожалуй, воспользуюсь твоей любимой статьёй.
Откуда у меня появляются силы на очередной выпад — я не знаю. Но произношу нараспев, выигрывая себе несколько секунд.
На лице Саввы отражается непонимание, а я быстро обдумываю, что стоит сказать. Как всё объяснить…
Я в своей паутины лжи запуталась настолько, что грудь сдавливает. И разрывать это больно. А ещё страшно.
Я будто Дубинину новое ружьё вручу. Очередной способ сделать мне больно, вывернуть в свою сторону.
— Пятьдесят первая, — хмыкаю я. — Не свидетельствовать против себя.
— А есть грехи? — мужчина вздёргивает бровь.
— А это важно? Ты постоянно уходишь от ответа. Отмахиваешься. Но когда так пытаюсь сделать я, то продолжает давить. Так не получится. Поэтому… Неважно и мелочно.
— Я поверхностно тебе объяснил ситуацию.
— Ага. Как объяснить теорию струн тем, что это о физике.
Я огрызаюсь, поправляю ремешок сумки на плече. Чем дальше я от Саввы, тем сосредоточеннее я могу говорить.
— Мы с Юрой в браке, — объясняю я в стиле Дубинина. — И он, конечно, знает, что Кирилл не его сын. Кирюша не зовёт его папой.
— Хорошо, — мужчина резко выдыхает. — Хорошо.
Савва даже глаза прикрывает от облегчения. Словно это главная новость в мире. Самая сокровенная и нужная. Без которой он жить не мог.
И это злит меня. Так сильно, что кожа вспыхивает. Покалывает от того, что Савва радуется подобному.
Что у Кирюши папы нет.
— Не хорошо, — чеканю я. — Просто Юра часто в разъездах. Всё может поменяться. И тогда…
— Он не станет называть его отцам!
— Станет, Савва. Если Кирюша захочет — он станет называть Юрой отцом. Он живёт с нами. Он был рядом со мной. Ты представить не можешь, как часто Юра помогал мне и моему сыну.
— Нашему.
— Статус «нашего», Дубинин, тебе придётся заслужить. И я сомневаюсь, что у тебя получится.
С этими словами я выхожу из кабинета. Выдохнуть могу, лишь оказавшись в лифте. Когда усаживаюсь в такси — меня уже трясёт.
Я думала, что эмоции накрывали меня в кабинете. Но это не так. Тогда лишь их отголоски вибрировали. А вот теперь вулкан взрывается.
Лава течёт по венам, щиплет до слёз. Самоуверенность Дубинина занозой попадает в сердце, терзая.
Хочет он. Требует! Пытается своё получить, хотя это незаслуженно. Нечестно. Он…
Да он меньше Юры имеет право. Донор — это не повод себя отцом называть.
Конечно, Юра не пытается заменить малышу отца. И ничем мне не обязан. Но он сделал многое, особенно за последние недели. Мне даже просить не пришлось.
А мой муж просто всё разрушил. И плевать ему было на последствия.
Но я пытаюсь успокоиться. Понимаю, что я поступила правильно. Хоть мне от этого и не радостно.
Это самый оптимальный вариант. Безопасный. Это не приведёт к судебным разборкам. К попыткам Саввы прогнуть всё под себя.
Сейчас… Сейчас именно мужчина прогнулся, и я это понимаю. Он проглотил все мои требования. Лишь для того, чтобы с Кириллом увидеться.
Это что-то значит, да?
Какой-то первый шаг навстречу.
А дальше мы посмотрим. Как всё будет.
Я чуть бью себя по щекам, чтобы прийти в сознание. Вытираю выступившие слёзы, медленно дышу.
Я спешу к маме, у которой остался Кирюша. Хочу провести время с сыном, успокоиться. Рядом с ним мне всегда легче становится.
Я будто броню скидываю рядом с Кирюшей. А при этом — становлюсь сильнее, чем когда-либо. Ради сына мне
