Единственный (СИ) - Летова Мария
Возможно она чувствует опасность слишком хорошо, поэтому медлит сделать шаг. Я даю ей эту возможность. Еще пару долбаных мгновений. Даю возможность передумать и бежать от меня в Москву или в Китай. Ведь если останется, я уже не отпущу.
Может поэтому она так шарахалась от меня с самого начала? Поняла, что я хочу ее присвоить с тех пор, как, твою мать, увидел на ресепшене “Четырех сезонов”.
Ее взгляд плавает по моему лицу, пока я сжимаю лежащие на коленях руки в кулаки. Протянув свою, она опутывает мой кулак прохладными пальцами.
Я послушно поднимаю лицо, когда Яна тянет меня за руку. Встаю, и ей приходится поднять подбородок, чтобы смотреть мне в глаза.
Сдерживаю себя, как могу, но желания у меня примитивные — губы, язык, секс.
Она слишком красивая в этом платье, и в подсознании я трахал ее все время, пока длился наш разговор. Но я знаю, как тонко моя малолетка реагирует на грубость и тупую пошлость, поэтому в известность о своих желаниях ставлю исключительно языком тела — преследую ее с голодом, пока делает шуточный шаги назад; ловлю, обнимая за талию.
Мы кружим на месте, сплетаемся. Руками. Дыханием. Тонкие пальцы гладят мою шею сзади. Если у меня внутри магнит, то у Яны такая же ерунда, потому что к моим губам она прилипает основательно.
Я целую ее, обняв ладонью подбородок. Грубовато, знаю, но сегодня я такой…
— Ты знал, что так будет? — выжимает из себя Волга, когда, заведенный, смотрю в ее лицо.
— Как так?
— Что я никуда не поеду.
Она смотрит на меня пытливо, хоть в моих руках она как горячая карамель: льнет. И обнимает руками за талию так крепко, что боюсь надорвется.
— Нет, — отвечаю. — Обычно ты никогда не делаешь так, как мне надо.
Ее смех оправдан, но по сути это не шутка. Это факт, который только теперь я начинаю воспринимать как должное…
Глава 65
— Так, а где коробка?
Батя разворачивается вокруг своей оси. Осматривает задний двор, даже под стол заглядывает.
Бросив отвертку, которой подтягивал расшатавшийся на стуле саморез, бормочу под нос:
— Блин…
Отряхиваю руки и трусцой бегу в дом, где после клининга все поверхности скрипят. Спустив с потолка чердачную лестницу, быстро ее раскладываю и поднимаюсь наверх, где среди тонны разного барахла нахожу коробку с набором посуды “на особые случаи”, так мы с батей для себе этот набор определили.
На коробке приличный слой пыли. Последний раз мы этой посудой пользовались года два назад, и с лёта вспомнить, по какому поводу это было, у меня не выходит.
В четыре руки быстро разбираем и ополаскиваем тарелки. Мы оба слегка суетимся, уж я так точно.
Я волнуюсь не по приколу, хотя сам не могу сказать нафига. Потребность всем подряд нравиться у меня, кажется, даже в спящие гены не заложена, но сегодня я волнуюсь.
— Я возьму, — Батя забирает тарелки на улицу, а я прячу в угол коробку и отправляюсь на второй этаж, чтобы поменять футболку.
Прикинув, что в запасе есть еще минут десять, прыгаю под холодный душ, предварительно убедившись, что прозрачный пластырь на моем запястье сидит достаточно плотно — моя тату еще в процессе заживления, и я бы не хотел ее намочить.
Звонок в домофон ворот застает меня голым посреди комнаты.
— Артур!
— Иду!
Батя дежурит на крыльце. Когда к нему присоединяюсь, наши гости уже во дворе и активно поднимаются.
Яна идет первой, за ней следует ее мать и брат.
На лице моей девушки интерес и немного смущения, обе эмоции адресованы бате, который, изучает Яну в ответ. Его эмоции описать сложно, все таки у него многолетний опыт в любой ситуации изображать невозмутимость, но я все равно угадываю легкое удивление, когда посылает мне взгляд.
Вдохнув, я провожу рукой по мокрым волосам.
Я не сомневаюсь что вопрос, который прочитал в глазах своего родителя, звучит примерно так — “Ей точно есть восемнадцать?”, и соль ситуации в том, что я напрочь позабыл про этот эффект.
Бросив на меня быстрый взгляд, она протягивает бате руку:
— Здравствуйте, я Яна.
— Игорь Маркович, — жмет он ее ладонь.
— Это вам, — вручает ему коробку с каким-то алкоголем.
— Спасибо, Яна. Ну что, давайте знакомиться, — смотрит он на ее мать. — Игорь.
Ее мать… красивая. Я бы не дал ей больше сорока, и, насколько я знаю, ей тридцать девять. Чуть ниже Яны и блондинка. Волосы до плеч. Яна на нее не очень похожа, разве что фигурой, которая у старшей Волгиной в тонусе. Она быстро осматривает меня с головы до ног, и я слегка тушуюсь, пока это происходит.
Понятия не имею, какое произвел впечатление, но все на своих местах — мне по-прежнему важно произвести нормальное.
— Оксана, — протягивает бате руку. — Очень приятно. — Здравствуй, Артур, — тянет свою ладонь мне. — Ко мне можно без отчества…
— Понял, — осторожно сжимаю ее пальцы.
Ее взгляд снова меня сканирует, и я снова туплю.
— Мы с вами нигде не встречались раньше? — сощурившись, батя присматривается к ее лицу.
Она поправляет сумку на плече и трогает волосы, после чего сообщает:
— Вы однажды оплачивали моей дочери стоматолога. Благодаря Артуру у нее откололся зуб.
Я чешу бровь, принимая этот пинок, но особой ненависти в свой адрес не чувствую, а что касается ее дочери, то мое имя в последнее время она в основном употребляет в паре со словом “ещё”, так что я заслужил прощение.
Если батя и соображает о чем речь, понять это, опять же, сложно. На его лице нихрена не написано, и после минутного молчания он спрашивает:
— И давно это было?
— Кхм… примерно семь лет назад.
— Я же не торговался?
— Нет, — радует она. — У вас особо не было времени. Вы спешили…
— Ясно…
— Это Никита, — представляет она сына.
— Здрасте… — бормочет парень, рассматривая свои кеды.
— Привет, Никита. Ну что. Хватит в пороге топтаться, проходите, — широким жестом он приглашает всех в дом.
Отойдя в сторону, я освобождаю дверной проем. Семья Волгиных просачивается в него по очереди и, когда моих пальцев вскользь касаются пальцы Яны, под одеждой у меня проступают мурашки.
Она проходит мимо, послав мне молчаливый взгляд, и я следую за ней, оставив между нами ровно такое расстояние, чтобы не наступать ей на пятки. Держусь на этом расстоянии все время, пока батя проводит беглую экскурсию по первому этажу дома.
Проходя мимо дивана, косится на него, и мне не нужно гадать о чем она думает…
Ее близкие выходят во двор через портальную дверь. Там все готово для гриля и для обеда, правда тарелки батя расставить так и не успел.
Поймав Яну за локоть, удерживаю ее на пороге, спрашивая:
— Хочешь посмотреть второй этаж?
Она одета в легкое платье с открытыми плечами, и на шее у нее веревки от оранжевого купальника. Эта деталь нравится мне настолько, что чувствую себя маньяком, но каким бы маньяком я не был в последнее время, жалоб по этому поводу не получал.
— Второй этаж? — посмотрев во двор, Яна кусает губу.
— Да.
Заглянув в мои глаза, она кивает.
Взяв за руку, веду ее наверх, и начинаю целовать сразу, как оказываемся на лестнице. Раскрываю мягкие губы языком. Яна кусает меня, заставляя притормозить.
Разжимаю руки, и она бесшумно взбегает вверх. Ныряет в открытую дверь моей комнаты. Я захожу следом и прикрываю дверь за собой.
Яна скользит вдоль стены, повсюду оставляя невидимые следы: касается пальцами стоящих на полке вещей, бросает взгляд на кровать, которую я не успел заправить…
— Хочешь прилечь? — киваю на свою койку.
Фыркает, подходя к окну.
Улыбаюсь, наблюдая за ней исподлобья.
Повозившись с жалюзи, поднимает их и изучает вид из окна. Когда такой картинки становится мало, она окно открывает.
Внизу во дворе голоса.
Подойдя, я сгребаю Яну в охапку, обняв под грудью руками. Даю почувствовать, как мощно у меня стоит, на что она реагирует дрожью и тихим выдохом, когда кусаю кожу между ее плечом и шеей.
