Парень моей подруги. Запрет на любовь - Юлия Теплова

Когда его лицо обретает более четкие очертания, я обвиваю его бедра обеими ногами и сжимаюсь, чтобы хоть как-то унять боль. Внизу живота ноет и тянет.

Влад шипит, бесшумно матерится одними губами и делает осторожный толчок. Я целую его за ухом и тихо говорю:

— Не сдерживайся. Все хорошо.

Он начинает двигаться быстрее, но все равно жалеет меня. Я отпускаю себя и громко стону. Простынь теперь ощущается липкой и горячей, как раскаленная плита. Я мечусь головой по подушке. Распущенные волосы путаются вокруг шеи. Мне туго, душно и невыносимо от смеси боли и ощущения наполненности.

Влад находит мои губы. Я мычу, прикусываю его нижнюю губу, и сама углубляю поцелуй. Он слегка приподнимает мои бедра и делает завершающий, особенно резкий, глубокий толчок.

Я смакую его личный запах, осевший на моей коже. Прикрываю глаза и стараюсь дышать ровнее. Пытаюсь подстроится под него. Грудь ноет. Мое тело вообще мне сейчас не принадлежит. Это пугает и завораживает одновременно.

32

Шум воды в ванной стихает, как раз когда я заканчиваю одеваться. Влажный халат оставляю прямо на порочно смятой кровати. Влад выходит из ванной, и наши взгляды тут же сталкиваются. Я не знаю, куда деть руки. Чтобы не демонстрировать волнение, я закладываю их за спину.

— Ты куда собралась? — Подходит ко мне, благоухая, как дорогой магазин косметики. — Я думал, ты останешься. Вместе поужинаем.

Я бросаю взгляд на часы и отрицательно качаю головой.

— Я тебя чем-то обидел? — хмурится он.

— Нет, просто не могу, Влад. Уже почти двенадцать. Меня дома, наверное, потеряли.

— Поехали, отвезу, — вздыхает он.

Я делаю шаг к нему и обнимаю за талию, прижавшись щекой к голой груди. Слушаю, как быстро стучит его сердце. Больше всего на свете я сейчас хочу остаться. Его неуютный «аквариум» кажется мне самым теплым местом на земле. Я хочу свернуться калачиком на диване в гостиной рядом с ним, а не тащиться через дождливый город домой.

Влад обнимает меня в ответ и целомудренно целует в макушку.

— Поехали, — повторяет, — а то не пущу.

Я заглядываю ему в глаза и улыбаюсь. Влад выгибает бровь, мол, «хочешь проверить?». Я разжимаю руки.

— Жду в прихожей, — наслаждаюсь тем, что он смотрит мне вслед.

Ловлю себя на том, что продолжаю улыбаться, пока обуваюсь. Мне все еще немного неловко, но это обязательно пройдет, как и тянущая боль внизу живота. От этого еще никто не умирал.

Уже через несколько минут мы с Владом спускаемся во двор, где он оставил сегодня машину. На улице — ни души. В свете фонарей видно, как моросит мелкий дождь. Я зябко веду плечами и спешу сесть в машину.

Влад накидывает капюшон черной толстовки и спешит обогнуть капот машины. Хлопает дверца, и запах его геля для душа заполняет салон. Он тут же включает подогрев моего сидения. Мы выезжаем со двора. Салон освещен только приборной панелью. Молчание совсем не напрягает меня, да и Влада, похоже, тоже. Я смотрю в окно с его стороны, хотя на самом деле любуюсь его профилем. Мимо пролетает ночной город.

Как же хорошо. Я хочу вечно вот так ехать. Неважно куда. Главное — с ним. Ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы Влад был моим полностью. Без всяких компромиссов и полумер.

Время проходит безжалостно быстро, и мы въезжаем во двор моего дома. Мне даже страшно подумать, сколько у меня пропущенных. Сегодня я не предупредила родителей, что буду поздно. У нас договор: я могу пойти с подругами гулять, остаться с ночевкой, но я обязательно должна позвонить. Поднимаю глаза — в окне на нашей кухне горит свет.

Поворачиваюсь к Владу. Он рассматривает меня, прикусив губу. Я задерживаюсь на ней взглядом, а потом сама тянусь к нему и целую его. Влад сразу же перехватывает инициативу и фиксирует мой затылок ладонью. Меня снова трясет. Я бьюсь зубами о его зубы, расслабляю губы и позволяю его языку проскользнуть мне в рот. Закрываю глаза и отдаюсь ощущениям.

Его поцелуй похож на соленую карамель или шоколад с острым перцем: идеальное сочетание соли и сладости, остроты и нежности.

— Мне правда пора, — с трудом отрываюсь от него.

— Сиди.

Влад выходит, чтобы открыть для меня дверь. Я кусаю губы, чтобы скрыть улыбку. Он подает мне руку и снова притягивает к себе.

— Влад, — смеюсь я, закинув голову.

Он целует меня в шею, щекочет щетиной.

— Все, иди, — целует меня в уголок губ и разжимает руки.

Сразу становится холодно и неуютно. Как же я хочу остаться. Но я заставляю себя идти к дверям своего подъезда. Берусь за ручку и снова поворачиваюсь. Влад стоит на том же месте. Я улыбаюсь и складываю пальцы галочкой, изображая сердечко, как это делают кей-поперы. Влад тихо смеется и копирует мой жест.

Я захожу в подъезд, ощущая небывалую легкость. Наши обиды, недомолвки, желание что-то друг другу доказать просто исчезли.

Одновременно с тем, как я просачиваюсь в прихожую, загорается свет. В коридоре в ночной рубашке стоит сердитая мама.

— Ну, и с кем ты обжималась? — первое, что она спрашивает.

Она плотно сжала губы. Руки воинственно сложены на груди. Она сверлит меня прямо-таки убийственным взглядом, как будто я совершила страшное преступление. В голове проносится фраза из детства, которую часто употребляла мама: «скажи мне правду, не изворачивайся». Я смотрю ей в глаза и говорю, как есть.

— Это Влад Соколов. И он мне нравится, мама. Я не маленькая. — Снимаю обувь, чтобы чем-то занять себя: не могу выносить ее тяжелый взгляд. — Вспомни, во сколько лет ты за папу замуж вышла. Ненамного старше меня была.

Мои вроде бы разумные доводы не действуют. Выражение маминого лица меняется с удивленного на возмущенное.

— Это не тот Соколов, случайно, который сегодня жестоко избил Олежку?

Мое сердце обрывается и летит вниз. Ну, конечно, тетя Света сто процентов первым делом позвонила маме. Или папа сказал.

— Он.

Какой смысл отрицать очевидное?

Мама на мгновение замирает. Она, видно, просто не знает, что сказать от возмущения. Даже не представляю, как ситуация выглядит в ее голове. Ее щеки и шея краснеют. Это особенно видно на фоне светлой ночнушки.

Из ванной выходит папа в полосатой пижаме. Он должен уже часа три как спать.

— Маргарита, тебе телефон зачем? — Папа говорит спокойно, но твердо и с укоризной.

— Отец из-за тебя спать лечь не может, а ему завтра к семи