Джулия Лонг - Греховная невинность
– Это добрый знак, когда вы не можете закончить фразу, говоря о мужчине.
– М-м, – рассеянно пробормотала мисс Чаринг, не сводя глаз с Саймона.
– Наверное, преподобный Силвейн будет горько разочарован, если вы подарите вальс Саймону, – добродушно усмехнулась Ева, понимая, что Джозефина ее не слышит.
Мистер Саймон Ковингтон отделился от стены, которую подпирал, и направился к ним. Улыбка на его лице сияла так же ослепительно, как мыски его туфель.
Ева привыкла блистать, привлекать восхищенные взгляды, быть заметной, как сверкающая огнями люстра в бальном зале, однако Саймон, поравнявшись с ней, казалось, вовсе ее не увидел – так не задерживаясь, проходят, мимо стены, покрытой невзрачными обоями.
Порадовавшись, что Джозефина обратила наконец внимание на Саймона, чего тот, несомненно, заслуживал, Ева невольно обратилась мыслями к мисс Питни.
К той, что знала: любовь – редкий дар, благодать Господня. К той, которая предпочла надежду разочарованию, что требует великого мужества и отваги.
Ева смотрела, как Адам танцует с молодыми леди, жительницами городка. Он кружился с ними по залу, внимательно слушал их щебетание и отвечал, вероятно, что-то подходящее к случаю. Лица девушек лучились радостью. Рилы, кадрили и вальсы сменяли друг друга. Найдя себе укромное местечко возле стола с ликерами, Ева украдкой наблюдала за танцующими.
Впрочем, один танец она все же подарила джентльмену в корсете. Графиня решилась на это из чистого любопытства и еще, пожалуй, из желания сделать доброе дело, вдобавок никто не приглашал ее танцевать – считалось, что она все еще оплакивает покойного мужа и не желает предаваться увеселениям. Корсет мистера Гранди скрипел, как седло, даже музыка не могла заглушить этот кошмарный звук. Однако Джозефина оказалась права – он действительно держался храбро.
Неожиданно для себя Ева обнаружила, что нисколько не скучает по льстивой толпе воздыхателей, добивавшихся ее внимания, по ревнивым и завистливым взглядам, по интригам и флирту, по привычной жизни, которая давно утратила для нее былое очарование. Вдали от всей этой мишуры и показного блеска она чувствовала необычную легкость, почти невесомость. Стараясь держаться как можно незаметнее, Ева направилась к огромной чаше с пуншем и, встав возле стены (по иронии судьбы, по соседству с внушительным мраморным бюстом Геракла), принялась тайком следить за всеобщим весельем.
До нее долетел обрывок разговора трех юных леди – они, хихикая, строили догадки, кто та счастливица, которой выпадет честь танцевать вальс с преподобным. Должно быть, вальсы с пастором ценились особенно высоко, и каждая леди в зале мечтала оказаться в числе избранных.
– О, леди Уэррен! – раздался позади знакомый голос. – Какое счастье видеть вас в Пеннироял-Грин!
Оглянувшись, Ева увидела Колина Эверси.
Негодник выглядел великолепно, как и прежде. Все тот же озорной огонек плясал в его насмешливых глазах цвета морской волны. Высокий красавец, наделенный ленивой грацией, он сохранил былое изящество. Пожалуй, с годами его лицо стало чуть более жестким и суровым, впрочем, время никого не щадит.
Колин поклонился, а Ева присела в реверансе – в их позах и жестах сквозила одинаковая шутливая ирония.
– Превосходно выглядите, Колин.
– А вы ослепительны, как всегда, Ева. Помнится, когда я видел вас в последний раз, вы… распевали фривольную песенку о пиратах? Или это было в тот вечер, когда в опере давали «Мистраль» с синьорой Ликари в главной роли, а публика только и говорила, что о вас и вашем платье?
– Когда я видела вас в последний раз, вы исчезли с помоста виселицы в клубах дыма.
Колин кивнул, признавая, что стрела Евы попала в цель. У них обоих было весьма бурное прошлое.
– Сожалею о вашей утрате, леди Булман. Приношу вам свои искренние соболезнования. Уэррен был славным малым.
Слова Колина прозвучали грубовато, но они были сказаны от души.
– Спасибо, – отозвалась Ева.
– Возможно, о вас еще сложат песню в лондонском свете, если это вас утешит.
Ева выразительно возвела глаза к потолку.
– Едва ли это послужит мне утешением, разве что снова заставит поволноваться, так что спасибо, Колин, но я, пожалуй, откажусь. Я знаю множество слов, рифмующихся со словом «вдова».
– Песня обо мне тоже не слишком меня утешила. Однако она с каждым годом становится все длиннее.
– Я недавно пела ее как колыбельную, укачивая ребенка О’Флаэрти. Живя в Пеннироял-Грин, то и дело слышишь об Эверси. – Колин не удержался от смеха. Подняв бокал с ликером, он легко коснулся им бокала Евы. – Полагаю, вас можно поздравить с женитьбой, мистер Эверси, – добавила она.
– Благодарю вас. Представьте, мне пришлось заново склеивать свое сердце, после того как вы его разбили.
Ева состроила насмешливую гримаску.
– Если я что-то и разбила, так это бесконечную цепь ваших легких побед.
Колин весело ухмыльнулся.
– Кстати, об О’Флаэрти и колыбельной… я слышал, вы увлеченно творите добро вместе с нашей достопочтенной миссис Снит и ее женским батальоном?
– Верно.
– И, занимаясь благотворительностью, проводите массу времени в обществе моего кузена, преподобного Силвейна.
На мгновение Ева ошеломленно застыла. Потом медленно повернулась к Колину. Их взгляды скрестились. Ева почувствовала, как в душе закипает гнев.
– Выкладывайте все начистоту, Колин.
– Он не похож на нас с вами, Ева. Он из другого теста. Адам наделен чувством юмора, но легковесным его не назовешь. Он для вас всего лишь развлечение. Если у вас есть сердце, найдите себе другую игрушку. Потому что добром это не кончится. Кто-то непременно пострадает.
Еву захлестнула волна ярости и боли. Горькая, обжигающая, как дешевый джин.
«Если у вас есть сердце».
В глазах ее вспыхнул опасный огонек, дыхание стало прерывистым. Она сдерживалась изо всех сил, чтобы не наговорить Эверси грубостей.
– Откуда вам знать, из какого теста я, Колин? – отчужденно произнесла она, чеканя слова так, словно выкладывала в ряд кирпичи.
Эверси окинул ее долгим взглядом, потом коротко кивнул, признавая, что допустил оскорбительный выпад, однако не извинился. Выражение его лица не смягчилось.
– Мой кузен… – Губы Колина скривились в угрюмой гримасе. – Один из немногих по-настоящему достойных людей, которых я знаю, Ева. Вот и все.
Она смотрела на него не отрываясь.
«А я недостаточно хороша? Недостойна? Я погублю его? Да как ты смеешь?»
Ева резко отвернулась. Невысказанные слова тяжелым набухшим комом застряли в горле, мешая вдохнуть.
Каково это, когда кто-то волнуется, как бы вам не причинили боль?
