Стану Солнцем для Тебя - Никтория Мазуровская
Костя не один в своем горе.
Их двое.
И Марина самая-самая для них: важная, ценная, любимая. И они не могут ее потерять. Не могут! И не потеряют!
– У нас все будет хорошо, слышишь?! Все будет хорошо! Наша мама сильная, ты же знаешь, она выкарабкается! У нее другого выхода нет!
Косте казалось, что сын его не слышит, но Илья вдруг замер, поднял на него полные слез и невыплаканной боли и страха глаза, посмотрел недоверчиво, но с такой дикой надеждой и отчаянным желанием поверить, что Костя не мог замолчать:
– Вот увидишь, мама справится! Она нас никогда не бросит, Илюх, никогда! Ты же знаешь, да?!
Мальчик кивнул, уткнулся макушкой в Костин живот и снова заревел, но теперь, кажется, облегченно.
Костины слова его немного успокоили. Немного.
Но что, если Костя соврал?
Что, если… если выйдет по-другому?
Как Косте жить после этого?
Как смотреть в глаза Илье?
Перед глазами стояла Марина, эта ее дурацкая насмешливая самоуверенная улыбочка, даже чуточку презрительная. Она смотрела на него и, как бы, подначивая своим взглядом, говорила ему: «И что ты сделаешь? А, Костя? Опять сбежишь? Опять спрячешься? Замкнешься и будешь снова всех ненавидеть за свою боль? Да, Костя?»
Нет!
Ему не потребуется ничего этого!
Марина будет жить! Будет на него злиться, потому что потеря контроля для нее «хуже смерти», будет его проклинать и беситься. А он будет рядом, несмотря ни на что. Продаст все, и купит соседнюю квартиру. Будет мозолить ей глаза. Будет ее доводить до бешенства. До ругани. До угроз. Все у них еще будет!
Потому что Марина будет жить!
Другого выхода у нее просто нет.
Ни у кого из них нет права сдаваться.
Два солнца и одна земля.
Она его человек! Она человек Ильи! Она будет жить, несмотря ни на что!
ГЛАВА 13
У него затекли ноги, – ужасное ощущение, будто тысяча иголок по всей поверхности одновременно начинают колоть, под кожу вонзаются и лезут еще глубже, но встать и размять их не мог. Проснулся оттого, что все тело свинцом налилось, и от кошмара его начало колотить нервной дрожью, но сумел взять себя в руки, быстро успокоился и не разбудил Илью.
Лицо руками растер, сделал глубокие вдохи, чтобы кошмар этот перед глазами не стоял.
Сын спокойно спал, полусидя на сиденье рядом, но при этом часть туловища и голова спокойно лежали на коленях самого Кости.
Сонно взглянул на наручные часы, отметил, что проспал два часа, скоро должен вернуться Саныч и сменить Костю.
Не находил в себе сил, чтобы повернуться лицом к, стоящей в палате кровати. Просто не мог физически выносить это зрелище: Марина вся в трубках, проводах; мертвенно бледная, худая; трубка, торчащая изо рта, благодаря которой она все еще дышала, а значит жила.
Ненавидел все это. Ненавидел!
Но не мог не приходить.
Не мог не слушать писк приборов, гудение этого чёртового ИВЛ.
Каждый раз с замиранием сердца слушал ее пульс на приборе. Мог подойти и взять ее ладонь, едва теплую, вялую, будто неживого человека, найти на запястье точку и, собственными пальцами ощущать, как бьётся новое, сильное сердце.
Только Марина не просыпалась.
Он убеждал Илью в этом: мама просто сильно устала и ей надо восстановиться.
Практически точь-в-точь повторил слова всех врачей. Что такое бывает. Что истощенный организм должен восстановиться. Наверное. Но с ними такое за что?
Месяц прожил, как в аду. Хотя почему, как? Это ад и есть!
Жить и не знать, что будет дальше с тобой, с твоим ребенком, с твоей женой!
Ждать. Жить ожиданием улучшения… или ухудшения.
Держаться изо всех сил, чтобы не сорваться и не начать творить вещи, о которых потом будешь всю жизнь жалеть. Молча стиснуть зубы, держать сына за руку и убеждать обоих, что все будет хорошо. Брать неизвестно где силы на это терпение, на такую жизнь, и делиться с другими, быть для них опорой.
А ему кто, хоть каплю веры даст? Хоть чуток? Его веры становится мало. С каждым днем, часом, минутой.
Он уже проходил через это. Видел, как безуспешно врачи борются. Видел. Помнил. Пережил.
А сейчас переживет? Уверенности в утвердительном ответе не хватает.
****
Месяц назад Сава исполнил сказанное.
Через два часа у Кости на руках было свидетельство о заключении брака между ним и Мариной, со всеми подписями, печатями. Не придраться.
На возмущение остальных, такими методами, ему было плевать. Класть он на всех хотел. Его поняла только Таня, ничего не сказала. Подошла, села рядом, обняла Илью и его самого за руку взяла, вцепилась, как клещ, ногтями впилась.
Он был ей благодарен: за эту молчаливую поддержку и за это понимание ситуации.
Докторам Сава объяснял все сам, и уже через час Марину снова оперируют, по больнице бегает Золотарева с видом хозяйки и раздает указание всем подряд. И ей Костя тоже был благодарен.
Санычу накапали корвалол. Неле тоже. А потом их всех к ним домой отвез Олег. И стало легче дышать,– беспокоиться и об их состоянии здоровья он не мог, ему бы самому корвалол этот хряпнуть, на всякий случай.
Он все думал, кто и зачем?
Разецкий? Да, у них с Мариной были нехилые разногласия. Деньги, компания, связи, – все стояло на кону, и этот недопонятый гений мог бы и пойти на крайние меры, но уж очень все наигранно выглядит, сработано грязно. Слишком просто.
Нельзя допустить ошибку и складывать все «яйца» в одну корзину.
Марина всегда была перестраховщицей, и на такой случай давно предусмотрела несколько вариантов развития событий. Разецкий идиотом не был, а значит, действовал бы по-другому, потому что, в случае смерти Маришки, все достанется Илье, а пока сыну не исполнится восемнадцать, за всем «добром» будет присматривать либо он – Костя, либо Сава. И никто из них ему не даст ни гроша, – это в лучшем случае. А в худшем… утопят его в его же собственном дерьме по самые уши.
Не понимать такого расклада Андрей не мог. Такая ошибка ему слишком дорого бы обошлась. Нет.
Тут что-то другое. Что-то личное, не связанное с бизнесом напрямую.
Или остается еще один вариант.
Тем, кому положено знать, с кем Марина тесно сотрудничает, и если предположить, что вся эта дурно пахнущая ситуация была Саве предупреждением…
У него снова кровь забурлила, огнем яростным загорелась,
