Светлана Борминская - Цыганочка с выходом

Муж застыл с куском торта в горле…

В ту самую минуту, когда были произнесены эти слова, Дарь Иванна Кокуркина, обнюхав завязанный шпагатом мешок рядом со своей дверью, решила поставить, наконец, одну „недалекую“ даму на место и расквитаться с ней.

И когда в квартире одной известной дамы раздался звон богемского хрусталя, такой звоночек был у Татьяны Львовны Достоевской, и она открыла свою дверь, на ее пороге лежал — дурно пахнущий мешок.

Какая другая женщина, возможно, хлопнулась бы в обморок рядом с таким мешком, но… Но не такие они — русские писатели!

Достоевская протянула бархатную ручку и быстро разорвала черный полиэтилен.

Конечно, доллары пришлось полоскать под душем, но разве в этом нету прелести? А сушились они сами, прекрасно, на махровых простынях с открытыми окнами, весь день. Запах денег на полах большой квартиры мешался с ароматом французских духов „Бесконечная жизнь“.

Да, да, так и было…

То, что бомж не умер, Альбина восприняла философски.

— На меня никто и не подумает! — беспечно решила она и как в воду глядела.

После яда индийской гадюки Илья Леонидович не помнил ничегошеньки — ни кто он такой, ни как его зовут, а Альбину не узнал бы и под пытками на дыбе.

Драгоценности Нины Ивановны, которые Альбина Хасановна украла в ту страшную ночь, лежали у нее на самом видном месте в большой хрустальной вазе на столе и были завалены конфетами „Кара-Кум“, „Орешек“ и парочкой „Трюфелей“.

Альбина ела конфеты и доставала то один перстень, то другой, мерила, кидала обратно, в общем — развлекалась, а ночью вдруг вскочила и под впечатлением душераздирающего сна стряхнула драгоценности вместе с конфетами в синий бархатный мешок и кинула под кровать… Мало ли, вдруг воры залезут и начнут конфеты есть, а под ними-то целый килограмм золота!!!

Утром побежала в магазин, потом из магазина — домой и на лестнице нос к носу столкнулась с Милой Хренковой. Жена Вениамина Вениаминыча убирала подъезд.

Почти ровесницы, по старой памяти они общались, худенькая Альбина и красная от жизненных соков Мила.

— Милка?! Со шваброй?! Ты что?! Брось швабру! Брось!!! — искренний крик Альбины ухнул эхом на лестнице. — Твой, что, в безработные подался?..

Мила подняла глаза и засмеялась, дай ей Бог здоровья:

— Жадный стал…

— И что теперь? — не поняла Альбина.

— Денег не дает, — махнула рукой Мила.

— Ах, он гад!.. — сузила глаза Альбина Хасановна и тихо предложила: — Хочешь, я его убью?

— Не надо, — уже повеселей, ответила Мила и застучала шваброй еще азартней.

— Не понимаю я людей!.. — заходя в квартиру, сказала Альбина, и пока закипал чайник, вытащила бархатный мешок из-под кровати и в диадеме и перстнях села пить чай, потом начала мыть плиту и почти уже вымыла, когда в дверь позвонили.

— Сейчас! — крикнула она и, выключив воду, пошла открывать — в красных шелковых боксерских трусах и той самой майке с мишенями, и хорошо, хоть глянула на себя в зеркало — в диадеме съехавшей на ухо, в колье — изумруды с гранатами и перстнях, заляпанных пастой „Комет“ для газовых плит…

— Черт! черт! черт! — по-быстрому снимая диадему и перстни, вертелась волчком Альбина Хасановна. Звонок не унимался. — Кто там? — мелодично, словно только что услышала, спросила Альбина.

— Гражданка Яроцкая, что же вы не выполняете свой гражданский долг?..

— Вииитя!.. — выдохнула вдова. — Что вы пришли-то? Напугали… Ну, заходите…

— Я соскучился, — уже обычным голосом сказал участковый. — А что это за мешочек у вас?

От неожиданности Альбина выронила мешок, он упал, как все золото — с грохотом. Участковый Иншаков поднял его, подержал и передал в хрупкие руки вдовы. Альбина перевела дыхание и улыбнулась.

Виктор Иванович снял очки и сказал:

— Аля, я вас люблю.

Альбина Хасановна снова выронила мешок, быстро подняла его и кинула на столик для перчаток.

— Да?! А почему… меня? — не к месту спросила вдова.

— Очень, — тоже запутался с ответами Иншаков.

Они каким-то образом поцеловались, хотя думали о разном — Витя о своей любви, а Яроцкая Альбина Хасановна о мешке с драгоценностями…

Виктор Иванович, как и положено участковому, быстро схватил Альбину Хасановну и понес в сторону спальни, входную дверь, которую Виктор Иванович лишь прикрыл ногой, ветром из окна раскрыло настежь, и туда сразу же вбежал лабрадор.

Впрочем, через секунду он выскочил и умчался — ему невыносимо было лицезреть чужую любовь, душераздирающее счастье, а звуки поцелуев наводили на Нельсона такую болотную тоску, что…

Зато через три с половиной минуты, Дарь Иванна Кокуркина, следующая по своим девичьим делам, увидев раскрытую дверь, просто взяла и вошла. Посмотреть на себя в зеркало. Посмотрела, позвенела монистами на шее и решила подкрасить губки. Огляделась и, увидев помаду Альбины, — подкрасила не жалея. И засмотрелась на себя в зеркало — синяя с перламутром помада вдовы очень пришлась к лицу Дарь Иванны.

— Какой мягкий мешочек, а тяжооолый… — потрогав мешок с драгоценностями, вздохнула старая женщина.

— Ну, ладно, пойду…

И случайно, совершенно случайно, положила мешочек себе в сумку, прямо на капусту и булочки в упаковке. И забыла.

Так на половину дня, то есть — на полдня, Ниночкины драгоценности в бархатном мешке попали в цепкие лапки Кокуркиной Дарь Иванны.

— Бижутерия, — решила показать осведомленность недоверчивая старушка. — Какая-нибудь шлюшка в подъезде околачивалась и потеряла!..

Забыв, где взяла и что именно она взяла, Дарь Иванна примерила диадему с сапфирами, колье черных топазов одела через голову, унизала руки перстнями, и в таком вот виде, не подумавши, что на ней буквально миллион рублей переливается всеми цветами радуги, пошла сперва кормить собак на улицу, а вернувшись, прямиком направилась в ванную — постирать свое бельишко, замоченное Бог весть когда.

Диадема с ее прилизанной головы соскочила на пятой секунде, смарагды с топазами затянуло в водяную воронку и унесло бы в канализацию на радость диггерам и прочим любителям помоев, вот только колье продолжало переливаться и сверкать черными огоньками камней на сморщенной, как нога куры, шее этой неформальной старушки.

Дарь Иванна чудом ухватила кольца пред их утоплением, заткнув слив красными шелковыми трусами, лишь одно колечко с изумрудами и бриллиантом чистой воды, малюсенькое такое колечко — соскользнуло в жерло канализации, и след его затерялся где-то глубоко под землей.

— Бижутерия, а жалко, уж больно камешки глазастые, — сполоснув под холодной водой перстни и диадему, поджала губки Дарь Иванна и положила все это бесценное богатство на полку в ванной для просушки, а сама, задирая ноги, чтобы не спотыкаться, пошла за молочным и хлебным в ближайший гастроном, забыв, как всегда, закрыть свою дверь на поворот ключа.