Светлана Борминская - Цыганочка с выходом

— Дочка! Цыганочка! Приехала-а-а-а!!! — крикнула моя бабушка, встречая нас на перроне вокзала. Фургон наш развалился, лишь только мы подъехали к Уралу. — А где — твой-то? — принимая на руки Глашку, бабушка оглядывала всех выходящих из поезда. На пятачке перед старым вокзальным зданием с золотыми буквами „Сапожок-на-Оби“ сидели голуби и две вороны.

— Мой-то?.. Баушк, да вон он чемоданы тащит, сейчас, подожди! — я вздохнула и всхлипнула. — Ой, ба, как плохо в людях жить! А дома-а-а как хорошо!

— Да, доча, да! Дома лучше всего! — вздохнула моя цыганистого вида бабка. — Ой, Глафира-то, вылитая я! Глафира, я твоя прабабка, имей в виду!..

Вот так.

Про Наташу в ее Сапожке я сказать не могу ничего, потому что не знаю. Плацкартный билет до Сапожка изрядно дорог. Наташа с мужем уехали, и дай им Бог всего! Всего-всего!!!

А вот про Альбину мне местная гадалка нагадала, что жить они с Иншаковым будут в радости, согласии и долго-о-о. И родятся у них пять сыновей, один краше другого… И все пятеро будут адмиралами.

Ну, что же, поживем — увидим. А пока —

Пока.

Пес печатал-печатал, а последняя глава все никак и никак…

Абзац следовал за красной строкой, потом шли запятые, снова буковки, кавычки, бр-р-рррр…

И допечатался до того, что уснул прямо за клавиатурой…

Последние слова, выбитые темно-рыжей лапой, были про свое, про собачье.

СЛЕПОЙ ПОВОДЫРЬ — цыганочка с выходом.

Пес хотел напоследок рассказать и поведать миру, как хозяин вместо чая выпил водки и потащился сам и повел его (какая прогулка без собаки!!!) на середину трассы „Москва—Крым“ голосовать, чтобы домчаться с ветерком до Бахчисарая, искупаться в море, где-нибудь в Судаке, поесть алычи и вернуться тем же макаром в Полежаевск на Архангельскую улицу!

Хозяин пса был экстравертом, хорошо, хоть слепой, с такими-то замашками он в миг расшвырял бы весь мир к черту на кулички!

— Ой-ой! — Пес заскулил, всхлипнул и, цапнув во сне блоху, продолжил спать, не слыша, что входная дверь уже открылась… Тихо вошла дочь хозяина, грустная молодая дама в очечках и юбке сквозь которую сияли, как мотыльки в ночи, бархатные и мягкие коленки.

Дама посмотрела на храпящего папу, укрытого новым шотландским пледом, и в удивлении взглянула на пса, сидящего как человек перед компьютером, только тяжелый хвост свисал до полу, что у людей обычно практически не бывает. Ну, или оччень редко…

На дисплее изумрудами горели и переливались четыре завораживающих слова:

Слепой поводырь.

Цыганочка с выходом.

— Ну, папка!.. Ну, дает! Все-таки отстучал роман-то…

Через какое-то время „Слепой поводырь“ вышел в мягкой обложке и без помпы и прочих рекламных трюков затерялся среди сотен таких же книжек, написанных людьми, а не собаками. Вот если бы, конечно, кто узнал и шепотом передал другим, что это творение лап, ума и чистого сердца лабрадора Нельсона Батиаса Крузенштерна, то, конечно, книжка была бы издана и переиздана в многих-многих странах на всех континентах, и ее читали бы не 5 тысяч пассажиров московского метрополитена, а все 5 миллиардов ныне здравствующих читателей этой голубой Земли.

Аф-аф! Увидимся!

Призрак бродит по России, призрак больших денег.

Только призрак, потому что поймать его смогли тысячи, а миллионы видели и продолжают видеть это чудо-юдное только во сне… а наяву он проносится мимо в сверкающих лимузинах.

Что будет со страной — охваченной манией призрака?

Богатые разбогатеют еще во сто крат, а бедные умрут побыстрее, чтобы не смущать богатых.

А может быть все не так?

Кто это вас так приложил?

А я знаю.