Жестокии развод - Ария Тес
Пахнет краской.
Играет классика.
В бокале шипит шампанское.
И стоит такая оглушающая тишина! Все наряжены в лучшие бренды, все сияет, но нет здесь больше самого важного. Смеха, разговоров, шуток. Нет души, потому что нет ее…
Это мой худший Новый год, несмотря на все великолепие вокруг…
Олег
Мы с папой любили Новый год. Он всегда готовил несколько салатов, а главное – свою фирменную утку с апельсинами. Не знаю, почему именно ее? Хотя нет. Знаю. Он рассказывал, что моя мама очень любила утку, поэтому он решил сделать ее частью нашей, семейной традиции…раз все сложилось так.
Я был благодарен.
Не понимал этого раньше, но папа всегда стремился сделать маму частью нашей жизни. У меня были ее фотографии, были истории, на которые папа не скупился, но на этом все. Она была чем-то эфемерным, и я не понимал, почему отец так переживает. А он переживал. Я как-то подслушал его разговор с дядей Васей. Мы ездили на рыбалку, и когда они думали, что я ушел спать, решили немного выпить. Он ему сказал:
– Хороший у тебя пацан растет, зря переживаешь. Все ровно. Ты со всем справился. Ольга бы тобой гордилась.
Отец тогда грустно хмыкнул.
– Все равно. Он растет без матери, и это плохо.
Они не стали развивать эту тему, и я не знаю, почему это плохо. Точнее, я этого так и не понял, но подумал, что недостаточно стараюсь. Может быть, все дело в моей успеваемости? Начал учиться лучше. Отец мной очень гордился, и все равно! Каждый раз, когда я смотрел ему в глаза, неуловимо чувствовал ту мягкую грусть, которая крылась в его словах из того разговора.
А потом я попал в детский дом.
Там я начал ценить отца еще больше. Не скрою, что меня сильно задевала эта его грусть и загадочное «плохо», только в тех стенах вся злость быстро сошла на нет.
Я очень скучаю.
Мне не хватает всего начиная с маленьких мелочей, заканчивая чем-то серьезным. Папа у меня замечательный! Он закрытый, и я это знаю. Знаю, что о нем шептались за спиной, мол, дикий и все такое, но…на самом деле, это далеко не так. У него очень большое сердце, и я ни разу не чувствовал себя плохо. Я даже не думал, что у нас что-то плохо, если честно. Мне казалось, что это лучшая жизнь – только мы вдвоем, и он всегда на моей стороне.
А теперь…кажется, я стал понимать больше.
В детском доме нас никогда не спрашивали про традиции. Да что там традиции! Никогда не интересовались банальным предпочтением в выборе фильма! Вообще плевать. Мы – это куклы, а может быть, обуза. Но точно не люди. Точно не дети. Лишь номера в личных делах и список собственных провинностей.
Я уже отвык, что бывает по-другому.
А потом она спросила меня:
– Олег, может быть, у вас с папой были какие-то традиции?
Если честно, я опешил. Замер посреди магазина и смотрел на нее во все глаза. Галя не заметила. Она очень увлеченно выбирала елочные игрушки, забавно хмурила брови.
Нет, она не видела, как ее вопрос застиг меня врасплох, и как я подвис. На такой простой картинке, как она, выбирающая елочные игрушки…
– Ну, я имею в виду…ох, боже. Эти разбиты! – Галя недовольно поджала губы и положила упаковку обратно на полку, достав новую, – В общем. У меня очень много традиций! Я пеку печенью, обязательно делаю лазанью и ставлю на стол символ года. Это просто обязательно! А вы? Что-нибудь такое делали, или я чокнутая?
Из груди вырвался смешок.
Ты точно чокнутая. Взяла приблудыша, еще и спрашиваешь о его предпочтениях…
Галя бросила на меня взгляд и мягко улыбнулась.
– Чокнутая, да?
Мне нравится ее улыбка. От нее сразу так тепло внутри…и, наверно, если бы не она, я бы ни за что не сказал то, что сказал дальше:
– Утка.
– М?
– Папа запекал утку. С апельсинами.
И я не уверен, зачем сделал это, если честно. Хотел расколоть ее? Увидеть что-то плохое? Что-то не то в ее мотивах и поступках? Жизнь научила, что всегда бывает двойное дно. А может быть, я хотел поверить в Новогоднее чудо?
Я не знаю.
Меня разрывали противоречия, но Галя…похоже, она действительно воплощение Новогоднего чуда. Улыбнулась, кивнула и повернулась к тележке, в которую положила десятую упаковку этих самых игрушек.
– Значит, будет утка. С апельсинами. Пойдем, надо выбрать рыбку и икру…а потом и утку, собственно…
Я пошел, но запретил себе верить в чудо. Пока я его не увижу – никакого доверия! Хотя это было глупо. Я наблюдал за Галей каждое мгновение с тех пор, как она меня забрала. Я искал подвох. Но я не находил ничего, кроме искренности и доброты.
А потом почувствовал это…
Вообще, это случилось раньше. Если честно, то в первую ночь с ней. Галя сняла двухкомнатный номер, а перед сном…она зашла ко мне, подоткнула одеяло и ласково поцеловала в лоб. Я притворялся спящим. Ей не нужно было знать, что мне сложно засыпать на новом месте. Что мне страшно там засыпать! Потому что в первую ночь в детском доме мне устроили первую темную, и пусть синяки давно зажили, у меня они остались с внутренней стороны кожи.
Я запомнил.
Мягкость ее рук, дыхания, запах. Она была…такой теплой, что…я впервые заснул без кошмаров. Достаточно быстро, чтобы выспаться.
А теперь это.
Я сижу за столом рядом с ее сыном и чувствую запах утки с апельсинами. Галя крутится на кухне. Она вообще, как юла! Я пытался предложить помощь, но Артем только посмеялся.
– Даже не пытайся, она тебя не слышит. Это ее любимый праздник, он ее полностью захватил. Помоги лучше мне, м? Надо повесить гирлянду.
Я киваю.
Артем тоже вызывал во мне странные чувства, но мы уже столько времени вместе провели, что мне становится…спокойно рядом с ним. Я чувствую поддержку и защиту. Он уже неделю живет с нами, вечером мы играем в приставку, а еще он помогает мне с учебой. После праздников я пойду в их школу, и чтобы не быть еще больше белой вороной, мне нужно немного нагнать программу. Там все серьезно. Не то что в детском доме…
И вот сейчас. Я стою рядом с Артемом и помогаю ему вешать гирлянду на окно, а чувствую себя…дома.
Он мне что-то говорит, Галя бегает туда-сюда и шепчет себе что-то под нос. Хмурится. А я
