Сердце Гудвина - Ида Мартин
– Привет! – Я бросилась к нему. – Не могу поверить, что ты это сделал. Но как у тебя получилось?
– Давай потом, – Кирилл смущенно усмехнулся, – а то минута – десять рублей.
– Ты договорился с ним за деньги?
– А как еще я его удержал бы? Иди к нему, я тебя тут подожду.
– Я боюсь.
– А чего бояться? Я же здесь.
– Пойдем, пожалуйста, со мной.
– Хорошо! – Он тут же шагнул вперед. – Хотел сразу предложить, но подумал, скажешь опять, что нависаю.
К Фламинго подошел Мартов, а я, судорожно вцепившись ему в руку, спряталась за его плечом.
– Вот девушка, про которую я говорил, – сказал Кирилл. – Можешь ответить на ее вопросы?
Фламинго кивнул и выставил перед собой бутылку. Кирилл бросил в нее пятьсот рублей.
– Здравствуйте, – заплетающимся языком промямлила я, – несколько лет назад вы обрызгали нас с подругой водой, и после этого с нами начали происходить необъяснимые вещи. Скажите, пожалуйста, что это такое и есть ли возможность избавиться от этого?
Головы он не поднял и на меня даже не взглянул. Но из-под капюшона вдруг раздался скрипучий глухой голос, тонущий в грохоте прибывающего поезда.
– Необъяснимого не существует, милая. Как, по-твоему, звучит хлопок одной ладонью?
Я бросила взгляд на Мартова, но тот оставался невозмутим.
– Это задачка? – как истинный математик поинтересовался он.
– Сколько, по-твоему, на этой станции человек? – вместо ответа снова спросил Фламинго.
Кирилл огляделся.
– Сложно сказать. Несколько сотен.
– За день здесь проходит больше ста пятидесяти тысяч человек. Могу ли я вспомнить кого-то спустя несколько лет? – Фламинго выставил в мою сторону скрюченный палец. – Однако, кем бы ты ни была, где бы мы с тобой ни пересекались – в прошлом, настоящем или будущем, действительное неизменно рождается только из твоей собственной мысли. А это означает, что я тут ни при чем.
Одно время я вполне допускала, что он может оказаться немым, но что способен выражаться так связно и глубокомысленно, совершенно не ожидала.
– Что значит ни при чем? – возмутился Мартов. – Типа ты соскакиваешь? Но это же ты ее так напугал, что у нее теперь тревожные приступы и галлюцинации!
– И не у меня одной, – добавила я, – подруга тоже постоянно видит знаки и замечает странное.
– Когда в мире узнают, что прекрасное прекрасно, тотчас появляется уродство.
Когда в мире узнают, что доброе – добро, появляется зло.
Наличное и отсутствующее друг друга порождают.
Трудное и легкое друг друга создают.
Скрипучий голос Фламинго продолжал звучать внутри капюшона, но мне казалось, будто слова сами возникают у меня в голове.
«– Длинное и короткое друг друга выявляют.
Высокое и низкое друг друга устанавливают.
Музыка и голос друг другу откликаются.
Предыдущее и последующее друг за другом следуют[6].
Мартов тяжело вздохнул и развел руками».
– Сомневаюсь, что тебе удастся добиться чего-то более внятного.
– Просто скажите, что мне делать?! – разочарованно закричала я, потому что поезда загрохотали с обеих сторон.
– Создавай и выбирай.
– Что создавать? Что выбирать?
– Наблюдая – создавай, создавая – выбирай. Это просто, – Фламинго повесил бутылку на костыль и взялся за него, давая понять, что разговор окончен.
– Простите, но я все равно не понимаю.
– Хлопок одной ладонью звучит как тишина, и, как только ты это поймешь, вопросов у тебя больше не останется.
Вагон, в котором мы ехали с Мартовым домой, оказался почти пустым, и мы свободно устроились на сиденье. Я, схватив его руку, положила голову ему на плечо. Казалось, после всех событий этого дня я должна была пребывать в состоянии крайнего возбуждения, но на меня внезапно навалилась страшная усталость, а глаза слипались.
– Нужно было спросить его, почему, если он такой умный, просит милостыню, – сказала я.
– Очень многие умные люди бедные. Благосостояние не зависит от количества и качества ума, – рассудительно отозвался Кирилл. – Единственное, что я понял: он тебя услышал. Хотя, конечно, и отмазался белибердой.
– Буду благодарна, если ты мне расшифруешь эти его высказывания.
– Я не умею расшифровывать такое, извини! – Он положил подбородок мне на макушку, и легкий ветерок от его дыхания едва ощутимо пробегал по волосам.
– Но кто-то же умеет?
– Кто-то умеет.
– Я теперь всю ночь об этом буду думать.
– Тебе хоть немного стало легче?
– Стало, хотя непонятно почему. Спасибо тебе большое. Не представляю, как ты его нашел!
– Просто вспомнил, что сказала женщина в вагоне. Помнишь, в темных очках?
– Что его нужно позвать?
– Ну да.
– И как же ты его звал? Молился, что ли?
– Алиса! – Мартов подул мне в макушку. – Не говори глупости. Просто приехал на вокзал. Нашел первого попавшегося попрошайку и попросил передать Фламинго, что хочу с ним встретиться. И на следующий день он пришел.
– А он сразу согласился?
– Конечно! Я же пообещал ему заплатить.
– Ох, Кирилл! – Я прижалась к нему еще сильнее. – Ты просто не представляешь, что ты для меня сделал! Я пока и сама не представляю, но это очень-очень круто!
– Я рад, – произнес он сдержанно, но я почувствовала, что он задержал дыхание.
– Еще никто для меня такого не делал. Я твой должник. Проси что хочешь.
– А поцелуй? – осторожно спросил он.
– Ты его заслужил.
Вечером мама тихо вошла в комнату, когда я вот уже сорок минут сидела над одной страницей учебника и не могла понять ни строчки.
– Как дела? – поинтересовалась она.
– Дела непонятные, – честно призналась я.
– Расскажешь? – заинтересовалась она.
– Ничего такого, кроме того, что у меня в голове бардак. Нужно думать об экзаменах, поступлении, заниматься учебой, а я думаю совершенно о другом. И ничего не могу с этим поделать. Открываю учебник и меня уносит. Могу десять раз прочитать одно предложение, но ни одного слова в нем не запомнить, не понять.
– И в кого же ты влюбилась? – Мама игриво приподняла одну бровь.
– Самое ужасное, что сама не понимаю! – Я отвела взгляд.
– Это как?
– Ну вот так! Что-то во мне происходит, но не могу определить, с кем или с чем это связано.
– Это странно.
– Знаю.
– Ну кто-то же из двоих тебе нравится больше, а кто-то меньше?
– Их не двое, мам, а трое.
Мама потрясенно замерла.
– И правда бардак.
С тяжелым вздохом я закрыла глаза ладонями.
– Может, тогда ну их? Всех троих? Потому что, когда по-настоящему, ты всегда точно знаешь, кто тебе нравится. Вон как Ксюша: крутила-крутила хвостом, а сейчас с утра до вечера со своим Матвеем пропадает.
– Угу! – Я отвернулась, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Я и сама хотела бы, чтобы ничего подобного не было. Но ты спросила, что со мной, вот я и рассказываю.
– Ладно, хорошо! – Мама продолжала стоять надо мной. – Тогда тебе нужно найти способ, чтобы проверить себя.
– И как же?
– Лучше всего помогает разлука. Тот, кого тебе будет больше всего не хватать, и есть предмет твоей любви.
– Какая разлука?! У нас школа и экзамены.
– Да, – согласилась она, – но я просто рассуждаю.
– Угу! – Я бросила взгляд на неоткрытые сообщения от Мартова, Тима и Ершова. – Один день разлуки мне точно не помешает.
Мама была права. Когда все по-настоящему, точно знаешь, кто тебе нравится. Да и со стороны это наверняка выглядело ужасно. Я целовалась с каждым из них, но ни с кем не встречалась. И если бы это помогло определиться, так ведь не помогло! А после обещанного Мартову поцелуя, который он получил, провожая меня домой, все еще сильнее усложнилось, потому что я вдруг вспомнила, как сильно влюбилась в него в начале нашего знакомства.
Расскажи я Ксюше, что происходит, она этого не поняла бы. Да я и сама себя не понимала. То не было выбором кто из них лучше, я и без того знала, что лучший – Тим. В нем все как надо. Человек, с которым, как это принято говорить, можно построить здоровые отношения: спокойный, понимающий и самодостаточный. Без странностей, перегибов или попыток захватить мое личное пространство. Я давно хотела с ним встречаться и намеревалась сделать его своей последней школьной любовью. Но иногда так бывает – в наши планы вдруг врывается нечто непредвиденное, то, о чем прежде ты и не помышлял, и все в один миг переворачивается с ног на голову.
Когда-то я мечтала об айфоне. Стоил он запредельно, и родители считали, что в моем возрасте подобный телефон – роскошь. И я начала копить. Около двух лет откладывала карманные деньги, магазинную сдачу и то, что иногда дарила бабушка. До желанной суммы мне оставалось набрать около пяти или шести тысяч, когда мы с Ксюшей, прогуливаясь по магазинам, увидели на манекене то самое красное платье. Бутик был брендовый, и вещи дорогие, так что стоило платье чуть меньше айфона, но я все равно не удержалась от примерки, а потом, промучившись всю ночь, пошла и купила его. Красное, непрактичное и вызывающее, но я его так сильно захотела, что никакой айфон уже не был нужен.
Так же получилось и с Ершовым. Я
