Ребенок от мажора - Мария Манич
Поднимаю глаза и смотрю на него.
– Ты как тут оказался? У тебя же игра… – произношу тихо.
Хотя медсестра нас и отпустила, я знаю, что мы не сдвинемся с места, пока нам не отдадут нашего ребенка. Знаю, что Никита тоже так думает. Вижу по его глазам, устремлëнным на дверь, за которой сейчас лечат Алиску.
– Да какая тут игра. Бабушка твоя позвонила, и я приехал, как только смог. Договорился через отца, чтобы пустили сюда и перевели вас в отдельную палату. Главврач его давний знакомый. И только попробуй сказать, что этого делать не стоило. Надеру тебе задницу, как только выйдем отсюда, – говорит Никита, опуская на меня взгляд, – потому что позвонить мне должна была ты.
Впервые за последние дни мои губы трогает улыбка.
– Спасибо, – шепчу тихо, прислонившись щекой к руке.
Сейчас особенно остро чувствую его рядом. Не только телом, но и душой. Несмотря на то что Алиску до сих пор капают и улучшение обещают пока только на словах, мне становится спокойнее. Я не одна. Он рядом. Пусть не мой, целиком и полностью, зато он сорвался с важной для него игры. Ради дочери. Нашей маленькой сладкой крошки. Главное, это она. И для него тоже, иначе Никиты Волкова сейчас здесь не было бы.
– Только не реви опять, – так же шёпотом произносит Никита, опуская голову и заглядывая мне в лицо. – Всё будет хорошо… Верь мне.
Я киваю, быстро вытираю щёки и опять улыбаюсь.
– Ты сказал отцу про…
– Про Алису? Да, всё как есть и сказал, заколебали меня эти тайны. Я планировал поговорить с ним позднее. – Никита проводит рукой по волосам и вновь обращает свой взгляд к двери, продолжая прижимать меня к себе. – Хотя сейчас момент для разговора тоже не самый подходящий. Он не в городе, но помог. Организовал всё, как я попросил. Встретимся с ним, как приедет, в полном составе и тогда поговорим о том, кто прав, а кто виноват, но не сейчас. Сегодня по фигу на все разговоры. Главное, вытащить вас отсюда.
– Тебе нужно маску надеть… тут столько заразы. Я уже переболела.
Не знаю, что мы будем обсуждать с его отцом, я пока не жажду этой встречи и не особо хочу думать о ней в данный момент. Однако сама перспектива разговора со старшим Волковым меня пугает. Он тоже захочет посмотреть на внучку? И не будет отрицать того, что знал о нас всё это время? Да, лучше об этом не думать. По крайней мере, сейчас, потому что я начинаю волноваться.
– А тебе нужно поспать. Ты еле на ногах стоишь, – парирует Никита. – Иди в палату, я тут подежурю.
– Никуда я не пойду! Алиска там совсем одна! – возмущаюсь в ответ, выворачиваясь из его рук. – Как я могу её оставить?
– Ты её не оставляешь, а идёшь отдыхать, – строго произносит Ник. – Если Алису отдадут раньше, я тебе сразу наберу или принесу в палату. Сейчас ты ей ничем не поможешь, особенно если свалишься от усталости.
– Ты говоришь, как моя бабушка, – бурчу в ответ, понимая, что в его словах есть логика.
С тоской бросаю взгляд на дверь. С той стороны не слышно ни звука, Алиса, видимо, и правда спит. И чего уж лукавить, я тоже мечтаю уснуть. Но не знаю, как это сделать, не дергаясь каждые пять минут от собственных мыслей о дочери.
Поколебавшись несколько минут, поступаю, как велел Никита. Послушно иду в палату. Сразу лечь спать не получается. Приходится перенести вещи в отдельную палату. Она мало чем отличается от той, в которой мы лежали до этого. Разве что наличием собственных туалета и душа, да и кроватей всего две. Одна для родителя, вторая – маленькая, железная, похожая на тюремную камеру – для ребёнка.
Меняю постельное белье на свежее, кладу в кроватку пупса, которого Никита подарил Алиске, иду в душ и подставляю своё уставшее и измученное последними событиями тело под струи горячей воды. Только после этого забираюсь под тонкое шерстяное одеяло и забываюсь тревожным сном. Полностью расслабиться не получается, одиночная палата в областной инфекционной больнице не равно люксу в отеле. Кажется, полностью мне удается отключиться только ближе к полуночи, а потом я просыпаюсь как от толчка.
– Тихо, это всего лишь я, – тихо говорит Никита, заходя в палату.
Рассеянно оглядываясь по сторонам, натыкаюсь на тонкий лучик света от его телефонного фонарика, которым он подсвечивает себе дорогу.
На руках у Волкова, свесив ножки и положив голову ему на плечо, спит Алиса.
– Давай её мне, – показываю на свою кровать, но Никита уже опускает дочку в детскую кроватку и накрывает одеялом, подтолкнув пупса под бок. – Как она?
– Врач сказала, всё нормально. Ночью пусть поспит, будут утром ещё смотреть, – произносит Никита и устало трëт лицо ладонями. – Спи давай, не переживай ни о чём, Кнопка.
Моё сердце делает кульбит от нежности интонации, с которой он произносит моё дурацкое прозвище, которым сам и наградил меня в школе. Подтягиваю к себе колени, и сажусь, обнимая их руками. Я так не хочу, чтобы он уходил, но вместо просьбы остаться, задаю вопрос:
– Поедешь домой?
И замираю в ожидании ответа.
Волков внимательно смотрит на меня несколько секунд, а потом гасит свой телефон. Фонарь в окне тускло освещает палату, поэтому я вижу, как Ник сбрасывает кроссовки и, закинув руку за голову, стаскивает с себя толстовку.
Доисторическая кровать жалобно скрипит под его весом, когда он укладывается рядом.
– Я никуда не уйду, Полина. Даже если ты будешь меня прогонять.
– Я не собираюсь тебя прогонять. Я хочу, чтобы ты остался.
– Вот и отлично. Потому что я тоже этого хочу.
Умещаюсь рядом с Никитой на нашем скудном лежбище, подкладывая руку под голову. Мы лежим лицом друг к другу, не закрывая глаз.
– Я планирую тебя ещё раз поцеловать, – тихо произносит Никита, касаясь пальцами моей щеки, – но делать это, лёжа в одной кровати, точно не стоит, особенно когда рядом спит наша дочь.
