Ребекка Пейсли - Полночь и магнолии
Кэтти и Нидия ушли, а на смену им пришли двое слуг. Они принесли горячую воду. Очень быстро они наполнили блестящую ванну и поспешили удалиться.
Пичи вопросительно посмотрела на Сенеку. — Что я не так сделала? Я же ведь сказала слуге «пожалуйста».
Сенеке не хотелось именно сейчас возвращаться к проблемам воспитания. Он знал, что через два дня во дворец приедет тетушка Виридис. чтобы обучить Пичи придворному этикету. Тогда вопрос о ее манерах благополучно разрешится. А сейчас ему хотелось совсем другого.
— Сенека! Ты слышал, что я спросила тебя? — повторила Пичи.
— Да, дорогая. Тебе не следовало обсуждать со слугой предметы твоего туалета. Ты должна запомнить, что есть один-единственный мужчина в твоей жизни, с которым ты можешь обсуждать предметы твоего туалета, говорить о своем теле. И этот мужчина — я, моя дорогая! — сказал он и дотронулся своей рукой до ее груди.
Пичи вдруг стало страшно.
— Я… Мы… Мы остались одни, — прошептала она.
— Да, — ответил Сенека.
Он снял обувь и, пока расстегивал свою рубашку, наблюдал за Пичи. Она рассматривала свои ногти. А еще он заметил, что пальцы рук ее дрожали.
— Пичи? — произнес он.
— Сломала три ногтя, когда свалилась с Дамаска. Ну да ладно, все равно знаю, что ногти у меня никогда не будут такими красивыми, как мне бы хотелось.
Такое перескакивание с предмета на предмет в разговоре беспокоило Сенеку.
— Я хочу, чтобы ты не боялась меня, моя Принцесса.
Она посмотрела на его грудь.
— Я… Я… Я не боюсь тебя, Сенека… Но я… Ну хорошо… Я нервничаю по поводу того… что мы будем вместе… в ванне… Ничего подобного…
— Раньше не видала? — закончил ее мысль Сенека.
Он медленно подошел к ней, взял за руку и повел зеркальную комнату, где была установлена огромная блестящая желтая ванна.
— Вода такая чистая, — прошептала она. — надеюсь, что она не выльется, когда мы туда войдем.
у Сенеки рот раскрылся от удивления, когда Пичи вдруг вышла из ванной комнаты и направилась в гостиную. Он последовал за ней. Было ясно, что сегодня ночью она не собирается уходить от него. Но что еще она задумала? Это никак не укладывалось в голове. Он решил остановиться и понаблюдать за ней.
Пичи из гостиной вошла в спальню и очень быстро вышла оттуда с маленьким кулечком в руках.
— Это трава? — спросил он.
— Цветки магнолии. Я очень люблю заваривать их в воде. Этим отваром я всегда пользуюсь во время купания. Ты не возражаешь, Сенека?
— Как пожелаешь. Принцесса! — ответил он. Теперь он был уверен, что ни свинью, ни хорька в ванну она не принесет. И он вздохнул с облегчением.
Пичи заварила цветки магнолии кипятком, а затем вылила отвар в ванну. Вскоре по комнате разнесся аромат лимона, тот запах, который всегда исходил от Пичи после купания.
Сделав все, она повернулась к нему.
— Я… Я считаю, что время настало…
Он слегка ухмыльнулся.
— А может, ты подойдешь с закрытыми глазами?
— С закрытыми глазами? — переспросила она.
— Да, — ответил он, — у тебя такой вид, как будто тебя сейчас будут бить. Ты похожа на жертву, которая с закрытыми глазами ожидает, что с ней будут делать что-то страшное.
— Ты что, начинаешь меня дразнить?
— А как же, — ответил Сенека и приблизился к ней.
— Пичи, — начал говорить он, — ты самая замечательная женщина из тех, что я знал раньше. — А это что? Один из твоих нарядов, у которого сотни пуговиц? — спросил он и обнял ее.
— Да, а ты что, собираешься их все расстегнуть? Думаешь, что я сама не сумею?
— Заверяю тебя, что для меня это составит величайшее удовольствие, — сказал Сенека и дотронулся до пуговицы у горловины платья.
Пичи видела все, что он делал, так как в ванной все стены были зеркальными.
Пуговицы моментально подчинились его пальцам.
— Сдается мне, что ты уже давно преуспел в расстегивании платьев, Сенека? Как это у тебя так ловко получается?
— Я привык в детстве играть с куклами, — ответил он и расстегнул последнюю пуговицу. Его ответ озадачил и удивил ее.
— Лгун, — сказала она и захихикала. Сенеке показалось, что от ее серебряного голоса в, комнате стало еще уютнее и теплее. И он понял, что его попытки поддразнить ее увенчались успехом.
Он снял с ее плеч расстегнутое платье, и оно шелковыми волнами улеглось у ног хозяйки. Пичи предстала взору Сенеки в нижнем белье, обильно украшенном кружевами.
Она ухватилась руками за нижнюю юбку. Ее била нервная дрожь.
— Я… Кэтти и Нидия нашили мне на юбку миллион этих кружавчиков… Но… Сенека. Ты -
мужчина, и тебе не надо видеть, как все это выглядит. Я не могу вот так просто стоять в этом нижнем белье перед тобой.
— Может, мне снять с тебя эту одежду, чтобы ты так не волновалась? — спросил он.
Ей стало страшно. У нее от страха забегали по спине мурашки и заныло в животе.
Сенека понял ее состояние и решил не торопиться.
— О чем ты думаешь. Принцесса? — спросил он.
Усмешка пробежала по ее лицу.
— Я стараюсь найти причины, почему я не разрешила тебе раздеть себя.
— Ну и что ж, нашла хоть одну причину? — язвительно спросил он у нее.
— Ни одной, Сенека. Я действительно сегодня не собираюсь никуда убегать. Но я немного боюсь. Мне страшно, когда ты меня рассматриваешь раздетой. Но я знаю, что это у меня пройдет, как только ты дотронешься до меня. У меня сразу же пройдет дрожь. Дотронься до меня, Сенека!
Она, действительно, была ни жива ни мертва. Сенека чуть было не рассмеялся.
— Я дотронусь до тебя, Пичи! Торжественно обещаю тебе это!
Она закрыла глаза. Единственными звуками в комнате были звуки потрескивающего огня, звуки разбивающихся о стекло капель дождя и глубокое дыхание Сенеки.
Сенека, преуспевший в расстегивании пуговиц, так же легко справился и дальше. На шелковые волны платья упали нижние кружевные юбки. Последней пала тонкая сорочка. Сердце Сенеки забилось учащенно, когда он, наконец, увидел ее обнаженной, выступающей из пышных одежд, лежащих У ее ног.
Сенека медленно поднял голову и увидел ее отражение в зеркалах. На ней ничего не было, кроме бриллиантов. В его горле застыл стон. В отблесках свечей и камина она была божественна! Он ничего не видел в комнате, кроме нее. Принцессы! И снова у него появилось чувство, что он уже где-то встречался с нею, что он был близок с нею, что он уже любил ее.
— Сенека! — позвала она его.
Ее голос вернул его к настоящему. В душе он знал, что Пичи была самой очаровательной женщиной, которую Бог когда-либо создавал.
— Пичи, — прошептал он.
— Сенека? С тобой все в порядке? — спросила она озабоченно.
— Со мной все чудесно! — сказал он и снял одно за одним три алмазных ожерелья с ее шеи. То же самое он сделал с ее блестящими сережками и четырьмя браслетами. Он оставил кольца и протянул руки к последнему украшению, которое оставалось снять — к короне.
