Эйлин Гурдж - Леди в красном
— Ну да, конечно, — сказала она с иронией. — Я видела, как ты разговаривал с Джимми. С каких это пор ты стал его лучшим другом? Да он до этого и знать не знал о твоем существовании.
Она решительно вытерла слезы, что текли по покрасневшим, опухшим щекам. И он вспомнил, как в ту ночь Кэрри Энн выкрикивала имя Джимми. Вспомнил он и то, что Кэрри Энн и Джимми ДеЛоренци раньше встречались, пока Джимми не бросил ее, потому что заподозрил в измене.
— Кстати, готова поспорить, что ты все ему рассказал. Чтобы мне насолить.
— Зачем мне это делать? — Неподдельное удивление в голосе Джереми заставило Кэрри Энн притихнуть. Злость на ее лице сменилась недоверием.
— Ты что, смеешься надо мной?
— Я не думаю, что ты шлюха, — сказал он. Его лицо начало гореть еще больше — он смутно помнил, как сплелись их обнаженные тела на матрасе в доме Майка Диммока.
— Но ты все равно меня ненавидишь. — Она сказала это так, словно констатировала факт.
Он пожал плечами:
— Да уж, наверное, должен был бы ненавидеть.
Ее глаза расширились.
— Ты хочешь сказать, что не испытываешь ко мне ненависти?
Он на секунду задумался, перебирая свои ощущения и прислушиваясь к ним, как кончиком языка пробуют больной зуб. Наконец с легким изумлением в голосе, словно с трудом веря в то, что говорит, он ответил:
— Нет, похоже, что не испытываю.
— Ого. — Она недоверчиво уставилась на него.
Теперь, когда у них завязалось нечто похожее на разговор, Джереми осмелел настолько, что решился продолжить:
— Послушай, я наверняка был бы взбешен, если бы знал, что ты таким образом сводишь со мной счеты. Но мне кажется, ты на самом деле веришь во все, что рассказываешь полиции. Иначе зачем тебе проходить через все это? — Он указал на исписанный шкафчик.
Он ожидал нового приступа злости, ведь только что практически обвинил ее в том, что это она заварила всю эту кашу. Но Кэрри Энн смотрела на него задумчивым взглядом, словно видела впервые. Когда она наконец заговорила, ее голос был на удивление спокойным:
— Знаешь, а я ведь не должна с тобой разговаривать. Родители меня убьют, если узнают.
— Да уж, и меня тоже.
Джереми неуверенно улыбнулся уголком рта. Он не воспринимал Кэрри Энн как своего мучителя. Скорее как ребенка, который играл со спичками и нечаянно разжег пламя, которое уже невозможно погасить.
— Тебе помочь?
Он поглядел на дверцу шкафчика, где первые нацарапанные в спешке буквы были кое-как стерты и уже превратились в размытые серые пятна. Оставались еще X и А.
Она недовольно нахмурилась.
— А если тебя кто-нибудь увидит? Это будет выглядеть странно, не находишь?
Он равнодушно пожал плечами.
— Но сейчас здесь никого нет.
Джереми принес из мужского туалета еще бумажных полотенец и помог ей оттереть оставшуюся часть надписи. За это время оба не проронили ни слова. Они как раз заканчивали, когда прозвенел звонок с урока. Именно тогда он с ошеломляющей ясностью осознал, что прогулял биологию, помогая девушке, которая собирается упечь его в тюрьму.
Он поспешил на следующий урок, на бегу размышляя об этом. У него было ощущение, что он поступил правильно, пусть даже в глазах окружающих это могло выглядеть нелепо. К тому же родителям или мистеру МакГинти совсем необязательно знать об этом. Они все равно не поймут. Джереми и сам до конца не мог этого понять. Ему было ясно одно: впервые за последнее время он смог наконец выбраться из дерьма и почувствовать себя лучше. Даже не то что бы лучше, а просто иначе, более ответственно.
Он даже попытался представить случившееся с Кэрри Энн. Наверняка в ту ночь на пороге ее поджидали родители, и она заплетающимся голосом выдала первое, что пришло в голову, лишь бы их разжалобить. А как только к делу подключились взрослые, события начали развиваться с нарастающей скоростью, как снежный ком обрастая все новыми деталями. Да взять, к примеру, хотя бы его родителей. Еще месяц назад они друг с другом почти не разговаривали, а теперь созваниваются практически каждый день. Джереми все не мог решить, как на это реагировать. С одной стороны, он был рад, что родители наконец-то стали ладить между собой, с другой — его это пугало. Все эти годы они с отцом прекрасно обходились без Эллис. Ладно, пусть не прекрасно. Но лучше бы все оставалось на своих местах, чем снова испытывать ту боль, если мать вдруг опять слетит с катушек.
К счастью, четвертым уроком у него была физкультура. Джереми сомневался, что сейчас сможет сосредоточиться на каком-то более интеллектуальном занятии, чем гонять мяч по футбольному полю. Он был так погружен в роящиеся в голове мысли — о Кэрри Энн, о матери, об уроке биологии, который прогулял, — что не заметил Руда, пока буквально не врезался в него.
— Привет, парень. Ты-то мне и нужен. — Руд говорил так, будто они были закадычными друзьями и это не он с дружками умыл руки, бросив Джереми на произвол судьбы. — Мы с Чаки после школы валим к Майку заценить его новый мотоцикл. Хочешь с нами?
Джереми уставился в пол и промямлил:
— Не знаю… У меня есть кое-какие дела.
Он был ошарашен столь резким наплывом внимания. В последнее время Руд все чаще старался его увидеть, хотя раньше приглашал Джереми, только если тот оказывался поблизости в момент, когда они всей гурьбой набивались в машину. Либо Руд чувствовал себя виноватым в том, что тогда не поддержал его, либо Джереми, в свете своей новой дурной славы, стал достойным его внимания.
— Парень, речь идет о совершенно новом «Харлее». «Харлее», чувак. — В уголке его рта торчала, словно приклеенная, незажженная сигарета, и когда Руд подошел вплотную, Джереми почувствовал затхлый запах табака и какой-то слабый цветочный аромат — наверное, духи его девушки. — Да стоит только оседлать этого красавца, как мигом забудешь о всей прочей дребедени. Доставь себе радость, парень.
Джереми старался не смотреть на него. Он знал, что стоит только взглянуть Руду в лицо и увидеть там дружескую симпатию — а в том, что она там была, он даже не сомневался, — и он не сможет сопротивляться. Мало кто из людей, не входивших в окружение Руда, знал о том, что, несмотря на плохую репутацию, Руд, стоило ему только захотеть, мог быть чертовски обаятельным. И хотя это была всего лишь маска, действовала она безотказно. И Джереми ужасно захотелось окунуться в исходящее от Руда тепло, поверить, что тому не наплевать на всех. Казалось, ничто еще не давалось ему так сложно, как эта фраза:
— Извини. Я бы с удовольствием. Вы… вы там повеселитесь без меня.
— Расслабься, чувак. Это ты много теряешь, а не я.
Руд отступил на шаг. Его водянисто-голубые глаза смерили Джереми презрительным взглядом, давая понять, что он совершил грубейшую ошибку, посмев даже предположить, что от него может зависеть, повеселится Руд или нет. Джереми сразу же страшно пожалел о сказанном. И только мысль о том, каким ничтожеством он себя почувствует, если даст слабину, не позволила ему передумать и принять приглашение Руда — если, конечно, оно все еще было в силе. Джереми поплелся в спортзал, чувствуя, как душевный подъем, который он испытал, помогая Кэрри Энн, куда-то испарился, оставив лишь ощущение одиночества и подавленности.
Через пару минут в раздевалке он наткнулся на своего кузена.
— Эй, Джерм, как дела? — приветствовал его Райан, с довольной ухмылкой называя Джереми его детским прозвищем[26].
Кузен только что вышел из душа — с повязанным на бедрах полотенцем и торчащими, как иголки, мокрыми волосами. При любых других обстоятельствах Джереми не преминул бы отметить про себя очевидное физическое превосходство брата и прийти к неутешительным выводам, сравнивая его с собой. Он бы обязательно оценил накачанные объемные бицепсы, рельефный пресс, густую поросль на груди (у себя Джереми заметил лишь пару жалких волосков), не говоря уже о непоколебимой уверенности в себе, с которой Райан обнаженным разгуливал по раздевалке, набитой парнями, которые в уме производили аналогичные сравнения. Но сейчас Джереми был так далек от всего этого, что даже не обратил ни на что внимания.
— Нормально, — солгал он. — А ты как?
— Нас только что сделали, как детей. Счет 4:0, а тут еще Резник в последнем тайме пропускает пас. Черт, если бы не это, мы бы вытянули! — несмотря на недовольную мину, жизнерадостно сообщил Райан. Но даже если бы это была финальная игра, а не обычная тренировка, и то бы его это сильно не задело. Райан был оптимистом, и мало что могло поколебать его уверенность в том, что все будет хорошо. Раньше Джереми завидовал этой его черте, но сейчас она только раздражала.
В детстве они были очень близки, как родные братья. Но летом после седьмого класса Райан как-то в одночасье вырос и возмужал, в то время как Джереми, тощий юнец с вечно сбитыми коленями, был обречен испытать на себе все «прелести» переходного периода. Он все еще играл в «солдатиков», когда Райан стал интересоваться девочками — причем интерес этот возвращался сторицей. Казалось, каждая вторая девочка в школе была влюблена в Райана. Более того, он добивался успеха во всем, за что брался, — будь то спорт или главная роль в школьном спектакле. В общем, у Райана было все то, что отсутствовало у Джереми.
