Альмудена Грандес - Любовь в ритме танго
— Привет! Что ты здесь делаешь?
Я приближалась к нему очень медленно, но ничего не говорила в ответ. Я хотела просто пройти мимо него. Мои ноги подкашивались, руки дрожали. Я старалась взять себя в руки, но поначалу ничего не получалось. Но потом я почувствовала в себе силы и смогла ответить. Я была очень зла, но даже не на него, а больше на себя саму.
— А ты будь повнимательнее, — сказала я, присаживаясь на скамейку рядом с Фернандо. — Я делаю здесь то же самое, что и ты.
— Здорово, я не откажусь побыть в неплохой компании…
Я подняла камешек и бросила его в сторону. Фернандо проследил за моим движением и оглянулся на меня. Я заметила, как он удивился моей экспрессии. Мне очень хотелось выиграть эту баталию, я не могла больше ждать.
— Тебе не нравится мое лицо, да? Ты думаешь, что я похожа на обезьяну или что некоторые части моего лица похожи на филе для жаркого? Разве нет? — выпалила я.
— Нет, я не… Я не понимаю тебя… Я… Но почему ты так говоришь?
Если бы я сейчас посмотрела на Фернандо, поняла бы: мои слова его обожгли и обескуражили, но на это я не рассчитывала.
— Тогда мне придется сказать тебе, что мой отец гораздо белее тебя и что одна из моих прабабушек была краснокожей, ее лицо было красным, все ее тело было красным!
— Я знаю это, но не понимаю…
— Я должна открыть тебе глаза на кое-что. А ты знаешь, что твоя бабушка-еврейка была гулящей? Да что там, это даже больше, чем быть евреем… Знаешь, что я тебе скажу? Носить в Испании фамилию Толедано — это то же самое, что в других странах иметь фамилию Коган. Вот так!
— Я это знаю, знаю!
Мне следовало взять себя в руки, чтобы не сказать Фернандо еще что-нибудь неприятное. Я понимала, что мои слова бьют без промаха. Фернандо побледнел и захотел что-то мне ответить. Я дала ему такую возможность. Он снова заговорил, но теперь перестал заикаться, его голос звучал твердо, спокойно.
— Когда закончишь, посмотри на меня, — наконец сказал он.
— Я уже закончила, — я действительно подошла к концу заготовленных мною колкостей, хотя мне хотелось сказать ему, что я умею, как настоящая андалузка, танцевать фламенко.
Мне понравилось то, что я ему сказала, как звучали мои слова, и у меня остались силы, чтобы выслушать его.
— В общем, ты не хочешь мне сказать, что произошло. Что я тебе сделал, а? Я несколько раз встречал тебя. Разве я говорил тебе что-то плохое? За что ты меня так оскорбляешь? Ты не можешь мне сказать? Нет? Правда? Потому что я ничего тебе плохого не делал! Теперь я скажу, что с тобой происходит. Единственное, что здесь происходит, единственное, из-за чего все происходит, — это ваш дом. Ты — девушка из этого дерьмового дома. Ты такая же, как и все остальные в этом доме.
Сказав мне эту грубость, Фернандо поднялся и обернулся, чтобы посмотреть на меня. И в этот самый момент я поняла, что вблизи вижу парня, которого люблю. Его откровение почему-то развеселило меня, оно будто очистило мой мозг от ненужной информации. Теперь я могла спокойно наблюдать за Фернандо и говорить с ним искренно, и мне это нравилось. Фернандо продолжал смотреть в землю, а, когда наконец поднял взгляд на меня, мое спокойствие как рукой сняло. В его глазах загорелись злые искорки, он намеренно хотел меня ранить, но сделал совершенно обратное — излечил меня от собственной слепоты. Фернандо трясло от гнева, его губы дрожали, ноздри широко раздувались. Я видела, как напряжены его руки и сильна его злость. Мне казалось, что такие сильные чувства так сдерживать в себе может только немец. Клеймо бастарда высветилось на нем особенно ярко в эту минуту. Только теперь я понимаю, какой ошибкой был этот наш разговор и как страшно он мог закончиться. От негодования мне безумно захотелось наброситься на Фернандо, повалить на землю и вывалять так, чтобы его белая кожа перестала быть белой.
— Нет, я вовсе не дерьмовая девушка… — меня трясло, словно от внезапно поразившей болезни, поэтому я старалась медленно и четко выговаривать каждое слово, чтобы смысл сказанного дошел до Фернандо. Теперь я была уверена в том, что говорила ранее. — Ну вот, вижу, что ты презираешь меня!
— Я, — Фернандо растерянно уставился на меня немигающим взглядом. — Я тебя презираю?
— Да, ты… Ты мне ничего не сделаешь, потому что я девушка, а иначе… и потому, что когда ты смотришь на меня, временами это производит такое впечатление, что… Хорошо, я скажу… ты смотришь на меня так, как если бы я была каким-то редким животным, или — я повысила голос и заговорила увереннее, — или потому что мое лицо похоже на индейское.
— Ах, вот оно что! Вот, значит, что ты думаешь…
Я старалась прочитать по лицу Фернандо, что он собирается мне ответить. И то, что я увидела, мне не понравилось. Он явно медленно соображал, возможно, задержка в развитии. Я слышала, так обычно говорили, но отношению к Пасите. А теперь Фернандо выглядел практически так же, как она. У него была задержка в развитии, я уверена.
— Нет, не я так думаю, — сказала я с уверенностью игрока, у которого на руках выигрышная комбинация карт. — Так многие говорят.
— Кто эти многие?
— Моя сестра… и остальные.
— Кто такая твоя сестра — эта слабачка, которая постоянно хвостом крутит? — сказал он с ударением. Мне не понравилось, что он назвал Рейну слабачкой, ведь она ею не была. Но приходилось признать, что доля правды в его словах есть. — А ты что думаешь? Ведь ты тоже что-то думаешь? Ты же умеешь думать? Или нет?
— Конечно, я тоже так думаю. Я вообще много думаю… — тут я зачем-то ему улыбнулась и замолчала, пока он не улыбнулся мне в ответ. — Мне иногда становится страшно, когда ты так строго, жестко смотришь на меня. Я решила, что это из-за моего индейского лица, других же причин нет.
Фернандо медленно сел обратно на скамейку рядом со мной. Он протянул руку к поясу, достал пачку сигарет и предложил мне закурить, не говоря ни слова. Это была первая сигарета в моей жизни.
— Ух-ты, ты куришь «Пэлл Мэлл»!
— Да…
Фернандо достал зажигалку и дал мне прикурить, потом зажег свою сигарету. Мои чувства обострились от такой близости.
— Ничего особенного, — сказал он.
— Это очень хорошо, — я сделала первую затяжку и закашлялась от ужасного першения в горле, не привыкшему к дыму. — Хотя их производят на Канарских островах, табак выращивают здесь, в этой местности.
— Я знаю, об этом мне говорит здесь каждый, зачем вы обращаете внимание на всякие глупости? Почему ты думаешь, что я смотрю на тебя предвзято?
— Не знаю, — смогла выговорить я между приступами кашля. — Может быть, ты смотришь так, потому что в Германии нет похожих на меня женщин, а еще ты вспоминаешь о своей невесте.
