Под кожей (СИ) - Мария Летова
— Да, я так думаю. А ты меня не услышал…
Он изображает на лице терпение. Внимание и готовность слушать, словно разговаривает с ребенком.
— Я не собираюсь с ним воевать, — повторяю я. — Ни твоими руками, никак. Потому что это тупик. Путь в никуда. Ничем хорошим это не закончится.
— Выбор за ним.
— Нет… — говорю я, качнув головой. — Выбор за мной.
Его взгляд мгновенно становится цепким.
Сказанное меня саму из кожи вытряхивает, но, кажется, единственный способ хоть чего-то добиться в этом споре — заставить себя слушать.
Он сверлит меня взглядом и с мнимой осторожностью спрашивает:
— То есть?
— Я всегда выберу Сабину… Ее благополучие. Ей нужен отец, сейчас — особенно. Здоровая атмосфера, семья, которая даст ей ощущение стабильности. Нормальные… нормальные отношения между родителями. Ребенок — это не игрушка. Это маленький человек. Если ты не можешь… думать о моем ребенке хотя бы приблизительно с такой же ответственностью, то и знакомиться вам ни к чему!
Я произношу это в сердцах, но эффекта это не умаляет.
На его щеке дергается мускул.
Готова ли я расстаться, если мы не решим нашу проблему? Узнать мы можем только на практике! Это так, черт возьми. Даже самой себе я не хочу задавать этот вопрос в лоб. И боюсь того, что его озвучит Алиев. Тогда мне придется ответить, и от такой перспективы подгибаются колени!
Но он не торопится произносить хоть что-то. Он просто вцепился взглядом в эмоции, которые каруселью крутятся на моем лице, и сверлит во лбу дыру…
Сердце грохочет у меня в ушах. Я знаю, что мне нужно остыть, ведь, несмотря на то что ни я, ни он даже голоса не повышали, я вся вибрирую, от макушки до пяток. А он… он все еще сверлит мой лоб в ответ на последние слова…
— Пойду оденусь, — говорю я, отходя от него.
Я взлетаю по лестнице и второпях натягиваю на себя одежду. Джинсы, свитер…
Телефон, который я оставила на тумбочке, звонит. Это папа, но даже сутки спустя я не готова говорить о Кире и о том, что произошло в доме родителей, ведь ни одно из сказанных мной слов не хочу забирать назад. Мудрость, которую я должна проявить… в задницу ее…
Денис расхаживает у подножья лестницы. Чтобы остыть, мне пяти минут не хватило, ему — тоже. Он раздраженный. И он хватает меня за локоть, как только я оказываюсь на нижней ступеньке. Подтягивает меня к себе, заставляя одеждой касаться обнаженной груди.
— Я спрошу еще раз, — говорит Денис, калибруя слова. — Чего ты хочешь?
Решимости у меня не прибавилось, но и с ним тоже брать слова назад я не хочу!
— Чтобы это закончилось… — отвечаю я ему. — Ваша вражда. Я хочу мира.
— Мира?
— Да.
— То есть я должен в шахматы с ним играть?
— Я не знаю. Это… тебе решать…
— Мы с ним никогда не будем друзьями. Все, что я могу предложить, — оставить его, на хер, в покое. Все, что требуется от него, — сделать то же самое!
— Ты мог бы попытаться…
— Нет.
Прикрыв глаза, я делаю долгий выдох.
Пытаюсь высвободить руку, сковавшие ее пальцы ощущаются тисками. Это не мираж, Денис действительно держит меня так, словно намекает, что не отпустит, даже если я захочу, но не уверен, что у него это получится. Получится остановить меня, если я захочу уйти! Мы оба знаем, что нет.
Его глаза полыхают.
Пропуская через себя стрелу его раздражения, я возвращаю ее обратно, только теперь она заряжена уже моими собственными чувствами.
— Я желаю тебе хорошей дороги, — говорю я, глядя в сторону. — И хорошей поездки…
Он разжимает пальцы, и я бесшумно направляюсь к шкафу, чтобы достать свою куртку. За моей спиной ни звука, пока одеваюсь. Ни звука, если не считать клацанья когтей по полу и поскуливаний где-то в комнате, словно Тайсон в курсе, что его хозяин собирается надолго уехать.
Я покидаю его дом все в той же тишине.
Мою машину припорошило тонким слоем снега, я прогоняю его с лобового стекла дворниками. Не имея терпения выждать даже минуты на то, чтобы прогреть двигатель, отъезжаю от ограды дома как ошпаренная.
Глава 53
Мне хватает двух дней, чтобы выйти из состояния подожженного фитиля и вернуться в колею своей новой жизни, но этого времени недостаточно, чтобы перестать чувствовать близкое присутствие Алиева, даже когда нас разделяет пятьсот километров.
Его так много, словно напоминания о себе он оставлял намеренно — следами своих губ, щетины, пальцев на моем теле. Помимо этого, тянущей болью в мышцах; зудом тела от желания соприкоснуться кожей с кожей. Все это сомкнувшийся вокруг меня кулак его присутствия. По-другому он осваивать территорию не умеет, только вот так — напролом.
Я не удивлена тому, что Алиев успел разбить бессчетное количество женских сердец и даже этого не заметил. Денис никогда не станет тратить время и силы на то, что ему не интересно, но если он чего-то хочет…
Впервые после возвращения из Питера я озабочиваюсь такими вещами, как составление каких-то обтекаемых планов на будущее. В основном они касаются моего бизнеса, ведь я давно хотела поменять кое-каких поставщиков и думала о косметическом ремонте. Эти обтекаемые наброски придают моей новой жизни очертания, что не может не радовать, но мне приходится забросить их все, когда после очередного занятия танцами Сабина возвращается с температурой.
Из-за слабости она капризничает. Ее глаза горят, лоб тоже. Я вызываю скорую, потому что мне не удается сбить температуру. Вытираю слезы с ее щек, пока она пьет сладкий теплый чай и тонким голосом хнычет:
— Где папочка? Почему папочка не дома?
Они провели вместе три дня, я забрала ее от Балашовых-старших сразу, как покинула дом Дениса.
— Папа пока поживет в другом месте…
— Почему?! Я хочу к папочке… Папочка…
Ее слезы становятся крупнее. Она близка к тому, чтобы начать настоящую истерику. В попытках это предотвратить обещаю:
— Мы ему позвоним. Саби… У тебя будет болеть головка, не надо плакать, зайчонок…
— Я хочу к папочке…
Я чувствую себя настоящей сукой от того, что не ставлю Балашова в известность о происходящем, но дочери придется привыкать к тому, что иногда будут случаться такие дни. Такие, где ее отца не будет рядом.
Мы боремся с температурой три дня, в конечном итоге она идет на спад, и дочь оттаивает, постепенно становясь самой собой. К ней наконец-то возвращается
