Право любить тебя - Екатерина Аверина
— Я обещал твоей маме, что заберу тебя, — улыбаюсь, вытираю перепачканные в крови ладони о штаны, отстегиваю ремень и беру на руки пацаненка. — А мама у тебя дура! Вот спасем ее, обязательно ей это скажи. Ну тише, тише, боец, — нервно смеюсь. — Считай, у тебя было крещение огнем сегодня, но лучше не надо так.
Посадив Амина на колени в машине, облокачиваюсь на спинку сиденья. Дрожащими пальцами достаю из кармана телефон и звоню Элине. Там тоже все закончилось. Я позже буду разбираться, как люди Алихана вошли к ней в палату. Сейчас не могу…
— Привет, моя красивая девочка, — хриплю ей, как только слышу всхлипы.
— Вик, — она рыдает в трубку. — Пришли военные… тут такое было сейчас. Такое, Вик…
— Я знаю. Прости меня за все, Элька, — мой голос дрожит. — Я уже еду к тебе. Я еду, слышишь?
— Мне страшно, Вик… Мне страшно… Тут мертвые люди… Вик, — плачет моя девочка.
Не убрали еще значит. Это плохо. Всех разнесу к херам, но потом.
— Ч-ч-ч, любимая моя. Закрой глаза и слушай мой голос. У нас все будет хорошо. Ты со всем справишься. Ты у меня очень сильная и смелая девочка. Невероятная просто. Самая нежная, самая лучшая… А у меня тут малыш. Он тоже плачет. Слышишь?
— Д-да…
— Ты умеешь успокаивать детей, Элька? Я что-то нет. Поможешь мне? — а в трубке тишина. — Эля? — тяжелый рваный вздох в ответ. — Элина!!!
— М-не п-ло-хо, Вик…
— Элька… Эль, ну ты чего?! Не смей меня бросать, слышишь?! Эля, твою мать! Эля!!!
Глава 34
Виктор
Планы — штука очень хрупкая. Один неверный шаг и все рассыпается пылью у тебя под ногами…
Наилучший вариант — собрать всех в одном месте. Клиника, в которой лежит моя Эля, ближе, чем госпиталь.
— Сворачивай здесь, — сдавленно хриплю водителю.
Отдаю приказ машине медиков ехать за нами. Остальных отправляю по заданному маршруту. У меня на коленях возится и кряхтит маленький Амин. Хнычет, когда мои пальцы непроизвольно сжимаются и причиняют ребенку боль.
«Там медики… все будет нормально».
Уговариваю себя, чтобы не рвало крышу, но ее все равно рвет. И грудь выламывает с такой силой, словно кто-то дробит там мои кости без наркоза.
Только попробуй бросить меня! Только посмей сдаться и уйти! Я тебя все равно вытащу. Не отдам в лапы костлявой старухе свою красивую девочку.
Нет! Нет, нет, блядь! Не согласен я на такой расклад!
— Забери, — передаю Амина Еремееву. — Головой за него отвечаешь!
— Куда его, товарищ майор?
— К нам пока. Секретарю моему отдай, пусть нянькается. Баба все-таки. Потом решу, что дальше с ним делать. Надо мать спасти.
— Зачем она так? — искренне не догоняет Еремеев.
И чтобы хоть как-то отвлечься, я объясняю:
— Лайла мне не поверила. Подумала, не попаду в Алихана и не спасу их с сыном. Своим поступком она увеличила мои шансы спасти мальчишку. А еще она в плену была. Сначала замужем девчонкой совсем с неокрепшей психикой. Потом беременная в другом плену. Она не знает другой жизни. Лайла к ней просто не приспособлена. Вещь, которую передали из рук в руки. Сломался Олененок. Все, что ее держало, это Амин. Она его спасала ценой своей жизни.
— Может, починят еще, — вздыхает капитан Еремеев.
— Может… Довезти бы.
Останавливаемся у клиники. Пулей вылетаю из тачки, передав командование Еремееву. Он знает, кого куда отправить. А мне надо к Эле.
В клинике хаос. Перепуганные люди. Трупов уже нет, но следы крови еще не отмыли.
— Где она? Садыкова, — киваю на палату, где лежала моя девочка.
Трясет так, что я с трудом себя контролирую.
— В операционной. Спасают… — вздыхает пожилая медсестра.
— Где операционная? — сжимаю зубы.
Мимо меня громыхает каталка с Олененком. Простыня, которой ее накрыли, пропиталась кровью. Темные волосы резко контрастируют с белым лицом.
— Ну же! — дергаю за рукав медсестру.
— Вам нельзя туда, — ловит мой убийственный взгляд и, сжавшись, указывает направление.
Снова бегом. Упираюсь в двустворчатые двери. На скамейке у стены, облокотившись спиной на стену, сидит Равиль. Голова перебинтована, рука тоже в повязке до самого локтя. Хорошо его отделали. Половина лица разбита.
— Не знаю пока ничего, — хрипит он, не дожидаясь от меня вопроса. — Жду.
В карих глазах Равиля стоят слезы. Ему страшно за сестру. И мне страшно… мне адски страшно! Меня выворачивает просто.