Руфь Уолкер - Мара
— Что с Лео? — перебила ее Мара.
— Его взяли полицейские во время обеда в одном из городских ресторанов. Кто-то позвонил в полицию и настучал на него. У него в карманах обнаружили гашиш. Я слышала, что трем полицейским пришлось звать подмогу, чтобы надеть на него наручники. Он кричал, что кто-то из наших заложил его. Никто в это, конечно, не верит, за исключением Даниэль Дюбуа. Безусловно, никто Лео не любил, но чтобы донести на него?
«Джоко мог», — подумала Мара. Джоко, у которого был на него зуб и который мыслил как цыган. Не потому ли он был так спокоен, когда она рассказала об угрозах Лео?
Она помотала головой, отгоняя подозрения. Джоко не мог так поступить. Нет, это дело не Джоко и не ее. Надо выбросить все это из головы.
Мара начала наносить грим. Взглянув на себя в зеркало, она обнаружила, что улыбается. Она почувствовала себя свободной от страха — впервые с тех пор, как познакомилась с Лео.
14
Незадолго до дебюта Мары в Сент-Луисе Джоко дал ей медный браслет и сказал, чтобы она надела его на левое запястье и выступала с ним.
— Пусть публика думает, что он скрывает шрам от веревки. Трюк заключается в том, чтобы зрители поняли, как сложно дается тебе кажущаяся легкость.
— Но он будет натирать, — возразила Мара.
— Когда я падаю на задницу, мне тоже больно. Ты видела, сколько раз канатоходцы срываются с каната, чтобы, стиснув зубы, снова и снова взбираться на него? Все это и зовется цирком! Как публика узнает, что номер чрезвычайно сложен, если ты будешь исполнять его с легкостью? Я получаю побои при каждом своем выходе на арену. Печально! Маленького клоуна колошматят здоровенные детины. Но я все равно продолжаю выходить на арену. Это — цирк. Если ты убедишь публику, что бланши причиняют тебе боль и ты страдаешь, она простит тебе то, что у других гимнасток номера сложнее, моя дорогая.
Слова Джоко заставили Мару задуматься. Мару не надо было убеждать, что она во многом уступает другим гимнасткам. Но, может быть, она все-таки способна показать публике кое-что стоящее?
На следующее утро в столовой Мара попросила у Куки, толстого циркового повара, кусочек сырой печенки. На его лице не отразилось ни капельки удивления, и Мара подумала, что после стольких лет, проведенных в цирке, он уже ничему не удивляется.
Она переоделась в белый атласный костюм для выступления, загримировалась и, убедившись, что никто не обращает на нее внимания, осторожно достала кусочек печенки и засунула его под браслет.
— Ты потрясающе выглядишь! — восхищенно приветствовала ее Кланки. — Старушка Мэй вложила все свое умение в твой костюм.
Мара выглядела в нем повзрослевшей. Когда она в первый раз примеряла его, то была поражена своим сходством с той самой первой гимнасткой, которая вселила в ее душу мечту о цирке. Еще секунда — и из ее глаз брызнули слезы, Маре даже пришлось отвернуться от костюмерши, чтобы та не поняла их превратно.
— Спасибо тебе за все, Кланки, — произнесла Мара. Эти слова она выговорила как-то нескладно — она ведь не привыкла кого-то благодарить. — Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь — только скажи…
— У меня есть все, — весело ответила Кланки. — Мы с Джонни встречаемся сегодня после вечернего представления. Он хочет что-то сказать мне. Говорит, что очень важное. — Она неожиданно обняла Мару и прошептала ей на ухо: — Я думаю, он подарит мне кольцо. Господи, как же я счастлива, Мара!
Мара с сомнением посмотрела на нее. Может, Джонни хочет взять Кланки с собой в цирк Лэски? Может, Джоко ошибался насчет Джонни? В конце концов, это не ее дело, она лишь надеется, что сегодня Кланки действительно получит кольцо.
Стоя за кулисами в ожидании своего выхода, Мара рассматривала публику. Несмотря на то что сегодня обещали дождь, зал был заполнен до отказа.
Сквозь звуки музыки пробивался людской гул. Маре показалось, что сегодня было шумнее обычного. На дешевых местах возникла небольшая потасовка, и несколько «мальчиков мистера Сэма», которые следили за порядком во время представлений, быстро утихомирили разбушевавшихся зрителей.
Аплодисменты, которыми было встречено появление на арене кордебалета, быстро увяли, и восторг Мары сменился беспокойством.
Джоко в смешном костюме прошелся по арене, несколько раз кувыркнулся, затем отвесил низкий поклон и бросил шляпу к ногам Мары. Интересно, этим он желал ей удачи или предупреждал, что публика настроена неблагожелательно?
Одно только утешало Мару: раз сегодня собралась деревенщина, никто из важных персон или из прессы присутствовать не будет.
Но и тут она ошиблась. Она уже ожидала сигнала оркестра к своему выходу, как вдруг один из клоунов подошел к ней и сказал:
— Врежь им как следует, принцесса.
Голос был очень знакомым. Она пригляделась и узнала Вуди Штерна, журналиста, с которым разговаривала в ресторане. На лицо его был наложен черный грим с белыми обводками вокруг глаз. По такому гриму различали «гостевых клоунов». Это было необходимо для того, чтобы с ними обходились на арене помягче и не слишком их дубасили.
Однако Джоко рассказывал, что не все клоуны выполняли это правило. Был один печальный случай, когда толстого губернатора Индианы, участвовавшего в представлении, избили так, что у бедняги потемнело в глазах. После этого он всем рассказывал, что уж и не чаял выбраться живым с арены.
Мара разволновалась. Что, если она провалит сегодня свое выступление? Какую статью напишет о ней Штерн?
Наконец Конрад Баркер объявил ее номер, и Мара выбежала на левую арену вместе с пятью братьями-акробатами. На центральной арене работала наездница Даниэль Дюбуа.
Пока Мара поднималась по канату под купол, она жутко волновалась, что провалит свой номер. Сделав несколько акробатических трюков, Мара посмотрела вниз и поймала взгляд мистера Сэма, который стоял рядом с кулисами. По выражению его лица было видно, что он недоволен.
Мара собрала все свои силы, решив показать, на что она способна.
На основной арене Даниэль Дюбуа вытворяла чудеса на великолепном арабском скакуне, и внимание всех зрителей было приковано к ней. Мара пыталась восторженно улыбаться, как учил ее Джоко, но и это не срабатывало. В какой-то момент Мара впала в панику: она не сможет привлечь внимание зрителей!
И вот Конрад объявил серию ее бланшей, назвав их смертельным трюком.
Мара зацепилась одной рукой за ремешок на трапеции и начала вращение, пронзаемая болью во всем теле. Зрелище было потрясающе захватывающим, но публика, внимательно наблюдая, никак не реагировала. В отчаянии Мара увеличила скорость вращения, хотя плечо болело так, что, казалось, сустав сейчас не выдержит.
