Одержимый - Анна Михеева
— Леш, ты почему не спишь? — спрашивает. Голос тихий, ровный. Эмоций ноль. А меня кроет так, что готов башкой об стенку биться.
— А ты?
Она пожимает тонкими плечами, кивает на чашку, мол вот в чем причина. Ясно, чайку попить захотела, но так к нему и не притронулась.
— Будешь? — Элина ежится под моим взглядом. Обхватывает себя за плечи, растирает.
— Ты давно встала?
— Нет, совсем недавно, — ложь. Простыни успели остыть. Что ты со мной делаешь? Чего добиваешься? Элинка поднимается. Суетливо заваривает мне чай. По большей части она ко мне спиной. Мне, признаться, так легче. Я не вижу ее глаз.
Она ставит передо мной чашку. Собирается отойти, но я беру ее запястье в захват. Тяну на себя. Она не сопротивляется, когда я тяну ее и усаживаю к себе на колени. Запах ее тела тут же бьет в нос. Она пахнет нереально. Утыкаюсь носом в ее волосы, подогревая агонию. Внутренности в хлам. Что ты делаешь? Чтомнесделать?
Не стоило возвращаться в Россию. За бугром все иначе было.
Элина дрожит.
— Замерзла? — за окнами горы снега. Глажу ее плечи. Скажи мне, маленькая моя, скажи, что ты хочешь? Я, ведь, ради тебя на все готов. Я все отдам. Что ты хочешь? Элина всхлипывает, утыкается носом в шею. Сжимаю ее. — Элина, — глажу спину. — Ты мне душу выворачиваешь, — хрипло. — Поговори со мной. Я, блядь, уже дошел до того, чтобы тебя отпустить. Ну плохо тебе со мной…
— Леша, — закричала она, вцепившись в мою кожу ногтями. — Алёшенька! — отстраняется, лицо мое зацеловывает. Ее губы соленые.
— Ну тихо, — ее лицо кривится, будто от боли. Это мука. — Поговори со мной, — прошу. — Я ж, блядь, не знаю, что творится в твоей голове, — сжимаю ее плечи. Встряхиваю. — Я не знаю, что с тобой делать. Отпустить, Элин? — в ее глазах мелькает страх. Как вспышка. — Не бойся, родная моя, то, что было, не повторится, — трактую по-своему. По лицу Элинки опять катятся слезы. — Я такой херни больше творить не стану. Ну? Успокаивайся, — стираю ее слезы. Она смотрит на меня, не мигая. Целую ее щечки, Элина еле дышит. — Знал бы я, к чему все приведет…
— Леш, — перебивает она. Касается ладонями груди, ведет вверх, обхватывает шею. Прижимается, всем телом прижимается. — Я так люблю тебя, — шепчет. А я… не верю. Говорит так, потому что боится, что монстр опять выйдет наружу. Не выйдет, не бойся, маленькая. — А ты? Ты любишь меня?
— Люблю, — отвечаю. Хотя мои чувства к этой женщине не влезут в это ублюдское слово. Я ради нее готов мир перевернуть.
2
Я проснулась среди ночи. Эти ощущения я знаю наизусть. Тянущая боль внизу живота и влага между ног. Я готова завыть в голос. Ничего не получилось. Снова. Я ненавидела свое тело.
Просунув ладонь между ног, встаю с постели. Леша спит.
Уже в ванной вижу на пальцах кровь. Крупные капли стекают по внутренней стороне бедра. Вою тихо, протяжно. Но тут же закусываю кулак. Нельзя разбудить мужа.
Внутри буря. Сморю на свое отражение. Я его ненавижу. Хочется расцарапать собственное лицо. Когда я потеряла ребенка впервые, я не воспринимала это так остро. Муж был рядом. Утешал меня. Поддерживал. Уверял, что все будет хорошо. Я верила, надеялась. Но все повторилось. Я не смогла удержать в себе маленькую фасолинку. И снова…
С каждым разом буря внутри росла. Я не смогу родить ребенка. Меня наказывают. Сверху, свыше. Я влюбилась без памяти в убийцу собственного мужа. Такие как я, не должны размножаться.
Врачей было столько, что все они слились в одно огромное белое пятно, утверждавшее что и я, и муж, абсолютно здоровы. Я балансировала на грани. Давила из себя улыбку, сохраняла спокойствие. В то время, когда мне хотелось кричать и крушить все вокруг. Я замыкалась, сознательно. Столько чувств атаковали меня, ежедневно. Чувство неизбежности давило катком.
Я просыпалась ночью, давилась слезами. Смотрела на мужа, умирая. Он оставит меня. У него своя боль, моей там не место. Я знаю. Я чувствую, когда он проваливается в прошлое. За то, что он делал, он себя ненавидит. А я его люблю. Это чувство распирает, приглушая боль. Я не смогу его отпустить. Мне проще умереть. Без его глаз, рук и шепота я не проживу ни дня.
Вытираю слезы.
Умываюсь холодной водой.
Проклятый тампон.
Дом тих. И пуст. Единственное тепло — это Алексей.
Он согласился вернуться в Россию. Мы купили большой дом. Живем на севере. Я надеялась, что мне станет здесь легче. Не стало. Есть ли вообще место для меня? Для нас?
Часто, перед глазами, мелькают картинки прошлого.
В них Леша был так близко. Господи, но почему я не обратила на него внимания? Все могло бы быть совсем иначе.
В эту ночь мое сердце разбивается, снова.
Леша дрожит, когда отвечает:
— Люблю, — сжимает меня с такой силой, что косточки хрустят. — Поговори со мной, — просит снова, надсадно.
— Месячные, — всхлипываю — Снова месячные, — крепкое тело мужа каменеет. — Я бракованная, Леш. Прости меня, — плотина будто рушится. Я кричу, изо всех сил кричу. Муж целует, обнимает. Он мой центр. Моя сила. Из-за него я не развалилась на части, когда выкидыш случился впервые. Но я больше не могу. Я так устала.
— Элина, — Леша гладит по спине, едва я выдыхаюсь. Вешу на нем как поломанная кукла. — Не молчи. В себе не держи, — я знаю, что Леша взвешивает каждое слово. — Ты хочешь ребенка, я понял. Но мне все равно, — отстраняюсь. Его глаза горят огнем. — Хреново звучит? — молчу. — Я на тебе помешен же. Мне глубоко насрать будут у нас дети или нет. Если это то, что ты действительно хочешь, давай еще раз сгоняем к врачу.
Только сейчас я поняла, что мое сердце сжимала невидимая рука страха. Она ослабила свою щупальца.
— А если я не смогу?
— Элина, — Леша выдохнул, запрокинул голову. — Ты совсем не понимаешь, что я к тебе чувствую, — надломано шепчет. Боли в его словах безмерно. Утыкаюсь в его шею, целую. Леша поднимается вместе со мной. Усаживает меня на столешницу. Целует.
— Месячные, — шепчу, загораясь. — Леш! — муж разводит ноги и касается меня через ткань.
— Наплевать, — сообщает, снимая домашние штаны вместе с трусиками. Тянет за нитку тампона, а следом отшвыривает его в сторону. — Я схожу с ума, Элина, — ласкает губами кожу.
— Я тоже, — подтверждаю. — Я боялась, что
