Одержимый - Анна Михеева
— Ирину убил Вадим?
— Да.
— Его попросил сделать это мой муж?
— У Смирнова были денежные проблемы, да и интрижка могла сильно ухудшить его положение, если бы узнала его жена. Там и просить сильно не пришлось. Александр безвозмездно ссудил ему денег, а Смирнов, расправился с девчонкой. Правда он думал, что ребенок от Александра. Хотя я не уверен, остановило бы его, узнай, что ребенок от него. А потом, тот же Смирнов, стал твоим любовником.
— Ты узнал это от Лисина? Детектива?
— Да.
— Зачем ты его убил? Ведь это был ты?
— Я должен был убедиться, что у него, ничего не осталось на тебя. Он клялся, что все отдал, и соврал. Кое-что он все-таки приберег, на черный день, ждал, когда ты вступишь в наследство, чтобы начать тебя доить. А откажись ты платить, спокойно бы слил все полиции, и проводил тебя на нары. Я не мог этого допустить.
Я зажмурилась, что есть мочи. Хотелось заткнуть уши, но вместо этого, я вонзила ногти в его плечи.
— Я не хороший мальчик, — пояснил Алексей. — Я тебе уже говорил об этом. Мои руки по локоть в крови еще с войны.
— Да, — выдыхаю, пытаясь расслабиться. — Ты говорил.
— Так вот, — казалось, что Алексей не мог остановиться, жаждал все рассказать. — Когда я узнал о твоем любовнике, я вдруг подумал, а почему не я? Стал думать, так и эдак. Просто фантазия. Вы все чаще стали ругаться, ты начала заговаривать о разводе. Но я не мог тебя отпустить. И однажды подумал: «я это сделаю». В тот вечер Александр отослал меня. Назревала ссора, ведь утром я передал ему фотографии, которые должны были спровоцировать Александра на выяснения отношений. Так и случилось. Все это время я был в гараже. Увидел, как ты выбегаешь из дома, поднялся и убил твоего мужа. Только ты вернулась слишком рано. И повела себя так, как я не ожидал.
— А алиби? Та женщина…
— Я ее встретил случайно. К тому моменту, как она понадобилась, она готова была исполнить все, чтобы я не попросил. Она наркоманка. Она разгуливала по кабакам, в твоих шмотках несколько ночей подряд, я не был точно уверен, когда именно, тебе могло понадобиться алиби.
— Ее убил ты?
— Нет. Бытовуха. Но признательные показания я заставил ее дать. Ты их читала. У нее, я, кстати, отлеживался, когда меня подстрелили, на мосту.
— А потом? Ты жил в доме? Где?
— В комнате, которую оборудовал твой муж. Она в его кабинете, за книжным шкафом. Ты обращала внимание, что кабинет меньше, чем спальня, твоего мужа, над ним? Александр хотел установить по всему дому камеры, чтобы следить за тобой. Не успел. Но я доделал, пока ты была у родителей.
58
Следующие несколько дней я не вспоминала, что есть мир за пределами дома. Мы, практически, не вылазили из постели.
Алексей любил меня то медленно, растягивая удовольствие для обоих, то стремительно быстро, делая ощущения невероятно острыми. В промежутках мы разговаривали, открывая друг другу душу. Я не могла не касаться его. Если Леша не держал меня в объятиях, я чувствовала удушающую пустоту внутри, и чтобы хоть как-то ее заглушить, брала его за руку.
Он при этом смотрел так, будто все понимал и взгляд его был полон тоски. От того, я сжимала руку крепче, спешила его поцеловать, чтобы стереть этот взгляд, прогнать чувство неизбежности. Только когда мы занимались сексом мир сужался до размеров спальни, где я любила и была любима. Алексей умело прогонял боль и тяжесть с сердца, и пусть они возвращались, за часы свободы, от самой себя, я готова была отдать все.
— Ты больше не боишься меня? — я лежала на его груди, вслушиваясь в тяжелые удары его сердца. Рука Алексея чертила на бедре замысловатые знаки.
— Нет, — я поцеловала его грудь. — Не боюсь.
— Тогда чего боишься? — его рука продолжала скользить, но крепкое тело застыло, в напряжении.
— Я не…
— Я вижу страх в твоих глазах, — перебил Леша. Его плечи окаменели. — Вот сейчас он точно есть, — он мягко поднял мое лицо, погладил подушечкой пальца уголок губ, при этом неотрывно глядя в глаза. Я потянулась чтобы поцеловать его, прервать эту пытку, но Алексей не позволил. — Ну же! — пальцы удерживали подбородок.
— Что будет дальше? — это тот самый вопрос, который мучал меня и который я боялась задать даже себе.
— Дальше?
— Да. Когда-нибудь нам придется покинуть этот дом. Ты же помнишь, что за окном есть жизнь? — его глаза потемнели.
— Моя жизнь — это ты, Элина. На мир, за окном, я плевать хотел, — я дернулась, а пальцы сильнее сжали подбородок, на грани боли, фиксируя. Хотелось зажмуриться, чтобы не видеть выражения его глаз. В них безумие плескалось вместе с решимостью.
— Я… прости, — в уголках глаз защипали слезы.
— У нас не будет той жизни, к которой ты привыкла, — отрезал он. Поцелуй был жёстким. Алексей будто наказывал меня, терзая губы, прикусывая, за то, что пыталась разрушить иллюзию. На кончике языка появился привкус крови и тлена.
* * *
Она спала. Но даже сейчас ее лицо не было расслабленным. Она выглядела так, будто ожидала удара.
Отвожу с лица тяжелую прядь, едва касаясь кожи, Элина тихо всхлипывает.
— Леша, — одними губами произносит. Красивая она, пиздец, как картинка. Хотел бы сказать, что она моя, но нет. Я трахаю ее. Но жизнь, счастливую, свободную жизнь, дать не могу.
Когда я затевал все это, я не думал о том, что будет «после». Я хотел ее наказать, подчинить. Сделать из нее послушную собачонку, которая будет ползать на коленях и лизать туфли. Злости во мне было без меры. Пиздешь, что я не хотел причинять ей боль. Хотел, еще как. Более того, я хотел быть единственным, кто будет делать ей больно. Чтобы она, в полной мере, почувствовала, каково это, когда душу ковыряют раскаленной кочергой. |Ч|и|т|а|й| |на| |К|н|и|г|о|е|д|.|н|е|т|
Я ловил извращенный кайф, наблюдая за ее страданиями. Делал так, чтобы она заплатила за всю мою боль, своей, мысленно прощая ее, по пунктам.
В тот, чертов день, я покинул дом, опасаясь, что сверну ей шею. Она мне врала, говоря, что не оплакивает своего любовника.
Когда вернулся, первым делом проверил камеры. Элина сидела на кухне. Я отмотал. А когда понял, что она сделала, едва не
