Мама знает лучше - Ария Тес
Захожу внутрь. Собственно, ничего удивительно. Народу — тьма. На сцене — одни звезды. Тут тебе и Сыночек-корзиночка, Суковна всея Руси, и ее вышедшая в тираж протеже. Кстати, о ней. Я вот родила ребенка, а выгляжу шикарно! И это не мое ЧСВ, все серьезно. Хожу в зал, бью грушу, и как-то незаметно обрела крутые линии пресса и огненную задницу. Она? Куда-то делся весь ее лоск. Во-первых, постарела. Она примерно Лешиного возраста. Тридцатник, наверно, но выглядит хуже. Это все уколы «красоты». Мама говорит, что от них только хуже, поэтому она и не делает. Сейчас я вижу теорию на практике. У Настюши лицо выглядит как попка младенца, притом это смотрится дико ненатурально и странно. Мимика заторможенная и сжатая. Некрасивая. А еще она явно подкачала губы и скулы, и всю малину испортила. Я говорю даже не о том, что Алексей таких женщин не любит. Они его немного даже пугают, если совсем честно. Дело в том, что когда-то Настюша была до одури красивой, сногсшибательной, а сейчас стало какой-то…господи, печальной. Просто жалкое зрелище. Но она для меня в принципе жалкое ничтожество, которое развлекается за счет бати, а теперь и брата. Может быть, будущего мужа. Я не объективна, так сказать.
О! Кстати, о нем.
О нашей Примадонне.
Он стоит на сцене и вещает о том, какой тяжелый путь прошел, чтобы достичь таких высот на поприще развлечений. Ресторатор херов, блядь. Аж смех берет! Так и хочется заорать: кому ты лечишь? Тебе же отец все купил! Абсолютно все! Кровью и потом, господи. Разумеется.
Но я молчу. Просто прохожу мимо забитых столиков и сажусь за заказанный ранее. У окна. Но так, чтобы меня видели — и меня видят.
Давид резко замолкает, концентрируя внимание на ненавистной персоне. То же самое делают и остальные. Кроме Леши. Он подается чуть вперед, хмурится. Кажется, не дышит.
Я усмехаюсь.
Не волнуйся, дорогой. Я никуда не денусь. Я, вообще-то, пришла на шоу посмотреть.
Слегка усмехаюсь, выгибаю одну брови и медленно подношу к губам бокал с водой. Надо признать, сервис тут отличный. С другой стороны, едва ли это его заслуга. Все-таки, зарплата хорошая в маленьком городке — навес золота. И неважно, что босс полное говно. Даже если изнасилует где-нибудь в подсобке — тоже плевать. В большой семье клювом не щелкай, а за свою задницу, может быть, получишь надбавку.
Но это работает не везде. Ты об этом забыл.
Покручиваю бокал за ножку и улыбаюсь.
Вы, правда, понятия не имеете, с кем связались, господа. И на что я теперь способна.
Давид откашливается, отводит от меня взгляд под дружные шепотки окружающих. Узнали. Я кожей чувствую, что они все меня узнали, но плевать. Может быть, я даже смакую. А он продолжает, натянув на морду дежурную улыбочку.
— …Так о чем я? Точно. Наш новый ресторан станет частью сети ресторанов и клубов, и я…
Дверь громко, феерично раскрывается в тот самый момент, пока Давид планирует снова влезть на коня и самоутвердить свои же лавры. Чертов монополист. Нет, серьезно? Как можно быть таким…таким?! Разве можно гордиться сомнительными достижениями, если у тебя нет конкурентов?
Ай, ладно. Какая разница.
Я не оборачиваюсь назад. Не переговариваюсь. Я усмехаюсь, глядя на перекошенное лицо нашего принца, а потом медленно перевожу взгляд на Алексея. Он хмурится. Потом смотрит на меня и хмурится сильнее.
Да, малыш. Ты все правильно сложил. Игра началась.
— Давид Вааганович Саркисов?
— Да, — непонимающе говорит он.
— Вы арестованы за изнасилования несовершеннолетней.
Это. Надо. Только. Видеть. А описать? Ну, ладно. Я попробую.
Во-первых, зал погрузился в могильную тишину. Кажется, люди боялись даже вздохнуть.
Во-вторых, этот кокаиновый мудак онемел так, будто кто-то жмакнул на кнопку «пауза». Его глазища раздулись, рот открылся, а дыхание перехватило.
В-третьих, Антонина Суковна в таком глубоком шоке, что даже злиться не может. Она смотрит сначала на будущего…кто он ей будет? Ай, неважно. То на Давида, то на Льва.
И да.
Я тоже бросаю на него взгляд.
Ничего не скажешь — мужик шикарный. Лев высокий, у него охрененное, подкаченное тело, а еще он умный. Очень умный. Ну, по-другому разве может быть? Следователь СК — просто по факту существования такой. Других туда не берут. Даже по блату.
А еще у него острый ум, харизма и большой член. Вкупе с волевым подбородком и глубокими, голубыми глазами? Не мужчина, а мечта.
Понимаю девчонок. Когда он проходит, они на него всегда оборачиваются и слюни пускают. Ну, и я пускала. Пока не испугалась и не свернула наше общение подальше от греха.
Сейчас он вообще бомба. Когда он работает, за ним наблюдать, только мурашки и ловить. Смотрит строго, жестко. На губах играет еле заметная ухмылка. И пистолет…да, дорогие дамочки. Пи-сто-лет. Он у него очень сексуально висит за спиной. На кожаной портупеи.
Боже…
Говорю же, только мурашки и ловить. Эх, возможно, и жаль, что я такая поссыкуха…
— Простите…что? — Давид наконец-то приходит в себя и выдыхает со смешком.
По залу пробегает ропот.
Льва он не волнует абсолютно. Он хмыкает и склоняет голову чуть набок.
— Мне повторить погромче?
— Ну, повтори, — ухмыляется Дава, — Ладно, завязывай. Шутки затянулись.
— А кто сказал, что это шутки? Парни, забирайте.
На сцену поднимается сразу несколько человек в форме, и только в этот момент Давид понимает, что это нихрена не шутки.
— Что за бред?! Руки убери! Я тебя... Ты хоть знаешь, кто я такой?! Да я тебя…
— Угрожаем представителю власти? Нехорошо. За сопротивление при аресте тебя на суде по головке не погладят. В виду имей, когда пасть открываешь.
Давиду заламывают руки сзади, надевают наручники и спихивают с трона, но прежде чем увести, Лев его тормозит и говорит.
— Кстати, я знаю, кто вы. Вы, гражданин, гребаный педофил. Грузите.
Под увлечение громкости его уводят восвояси, а я смакую момент.
Это он пытался убить Сэма. Я уверена на сто процентов, что это был он, и мне не жаль. Вообще. Все, чего я хотела — это отомстить, а если я чего-то хочу, то привыкла идти до конца, поэтому найти следы его преступлений в Москве было не так сложно.
Перевожу взгляд на Льва. Он на меня в открытую пялится и улыбается, а потом нагло подмигивает и слегка мотает головой в сторону
