Мажор. Недетские игры - Дарья Белова
– Не поделишься? – присаживается на край кровати.
Я не заправляла ее несколько недель. Как раз с того дня, как меня довезли незнакомые мне люди и не оставили под дверью квартиры родителей. Как бездомного котенка. Холод кафеля до сих пор ощущаю на своих ладонях.
Отворачиваюсь к стене, не в силах смотреть в глаза матери. Чувствую себя беспомощной. А еще предательницей. Не смогла оправдать ожидания мамы с папой.
– Что именно ты хочешь знать? – говорю в подушку, заглушая рвущийся стон из груди.
– Например, ты в курсе, какой у тебя точный срок?
Крепче зажмуриваюсь, чувствуя, как краска и жар охватывает с ног до головы. Стыд вселяется в тело, как к себе домой. В глаза отцу посмотреть не представляю как.
Веду плечами. Слезы стекают по щекам бесконтрольно, и я грубо вытираю их рукавом старого свитера.
– Надо сходить к врачу, Саша, – мягко говорит мама.
Хочется положить голову на колени и услышать заветное «все будет хорошо» Вранье, которого я жду. Когда это говорит кто-то другой, почему-то веришь.
– Папа… – одно слово, и душит новый поток слез.
– Не знает, но тоже догадывается. Мы же не слепые, Саш. Но еще очень тебя любим.
– Я чувствую себя такой глупой. Просто дурой.
Мама укладывается рядом со мной и гладит по руке, успокаивая. Мне хочется все ей рассказать, с самого начала, но сил не хватает даже на простые ответы на вопросы.
– Это из-за… того случая?
Морщусь от тонкого намека. Спина покрывается капельками пота из-за накатывающих воспоминаний. Картинок немного, но они очень яркие: Рамиль, его машина, старая обшарпанная квартира, кровать…
Туман рассеивает остальное. Я помню дикий, животный страх, который охватывал каждую косточку в моем теле. Противные касания, от которых я пыталась сбегать, а он все возвращал меня и возвращал.
Его руки были ядовитым плющом, губы – осиным жалом, дыхание – настоящей углекислотой.
– Нет, – уверенно отвечаю.
– Ты просто молчишь, мы уже и не знаем, что думать.
Сажусь в корявую позу. Постоянно хочется быть как в коконе, и я подтягиваю колени к себе. Пока это еще возможно.
– Я беременна от Стаса Аверина. Это его ребенок, – на одном дыхании произношу и сильно закусываю губу.
Самые страшные слова. И самые волнительные.
Вдох мамы кажется облегченным.
Да, это лучше, чем быть беременной от Рамиля, как решили родители.
Я не знаю, что случилось с тем уродом. Меня вынесли из его квартиры в полуобморочном состоянии. Даже не знаю, кто именно мне помог.
Отец входит в комнату резко. Пугает. Глаза жжет его свирепый образ. Никогда не видела папу такого.
– Он знает? – грубо спрашивает.
Из-за частого дыхания сводит живот. Неприятное чувство останавливается в матке. Кладу руку вниз, уже в это мгновение защищая своего неродившегося малыша.
– Нет.
– Никто не знает?
– Никто не знает, – утвердительно повторяю.
Отец выдыхает. Мне же дышать становится сложно. Наблюдаю за его движениями, готовая в любой момент дать отпор, хотя ни разу в жизни отец не сделал мне ничего плохого.
– Ему и не следует знать, – отрезает и впечатывается в меня взглядом. Тон предполагает, что перечить нельзя.
А я и не собиралась.
Стасу нет до меня уже дела. Наигрался.
Если бы он только сказал хоть слово в свое оправдание.
– Я ненавижу его, – шиплю тихо себе под нос.
– А ребенка и родим, и воспитаем. Белинский он, – слова отца действуют успокаивающе.
Я боялась услышать от него то, на что никогда не пойду. Боялась, что он поставит меня перед выбором.
Его ненависть к Аверину-старшему едва ли превышает мою к Аверину-младшему, но любовь к своей дочери оказалась сильнее.
Поверх кофты укутываюсь в плед и снова сворачиваюсь калачиком. Короткий разговор высосал всю скопившуюся с трудом энергию.
За окном льет дождь. Август. Прошло несколько недель с того злополучного выпускного. Тридцать два дня, если быть точнее. Тридцать два долгих дня, которые пролетели в одно мгновение.
От Стаса не приходило ни одно сообщение, и я никогда не признаюсь родителям, что ждала. Очень ждала, а потом… выжгла свою влюбленность.
Он играл, а я приняла в этой игре участие. Проиграла, потеряла себя, взрастила ненависть, забеременела и через семь месяцев у меня будет малыш, о котором Аверин уже никогда не узнает.
– Пойдут слухи, Саш, – обеспокоенный тон папы запускает новую волну вины перед родителями, – нужно быть готовой.
– Плевать. Пусть думают что угодно. Ребенок мой, Стас ни при чем.
– Учеба… – перебивает.
Осознание надвигающегося кошмара провоцирует сильную тошноту.
– Да поможем, не переживай, – встревает мама, хотя по глазам вижу, идея скрыть ребенка от Аверина ей категорически не нравится. Она вообще очень честный человек. Удивлена, что отец согласился, по сути, врать всем.
– О ребенке думай. И это… мать, к врачу ее запиши. Я в ваших женских делах не понимаю.
Первый раз за последние дни чуть усмехаюсь. Папин тон пропитан переживанием, когда я так боялась услышать разочарование в его голосе.
– А того парня я найду, Сань. Он получит у меня по заслугам.
Папа говорит о Рамиле. Странно, что у меня нет на него ни злости, ни ненависти. Все направлено на Аверина. К Раму я чувствую только жалость вкупе с тотальным равнодушием.
– А Стас, он… – начинаю говорить.
– С этой минуты в моем доме я запрещаю упоминать имя этого человека! – выкрикивает.
Вжимаю голову в плечи.
– Ни имени, ни фамилии. Его не существует. Ясно? – обращается ко мне.
Выдерживаю отцовский взгляд. В каком-то смысле имеет право. Мои родители меня защищают, обрубая опасный элемент.
– Ясно.
Оставшись в комнате одной, даю волю слезам. Последний раз. Дальше нужно быть сильной.
Больше непозволительно раскисать и показывать слабость. Я Белинская Александра, никакая не лисица. И в животе у меня растет Белинский… Арсений. Почему-то кажется, что там мальчик.
И я справлюсь, правда. Мы справимся.
Беру телефон, чтобы посмотреть время, и вижу непрочитанное сообщение. Режим без звука.
Кожу ладоней покалывает, будто я держу письмо, написанное его рукой. Сердце еще по привычке бьется быстрее обычного. Найти бы способ успокоить его.
«Встретимся?»
Перечитываю несколько раз. Строчкой выше тридцать три дня назад тоже одно лишь слово – скучаю.
Как из прошлой жизни.
«Встретимся», – отвечаю. Экран
