Миллионер без гроша и серая Мышка - Аля Кьют
– Да, противный, – согласилась Ника. – Сходить с тобой переодеться или справишься?
– У тебя все еще сомнения по поводу моих сил и мужества?
– Никаких, – заверила меня Мышка и похлопала по плечу, отпуская.
Я улыбнулся и тут же сморщился от боли в губе, но скалиться не перестал. Сегодня меня вообще не волновала боль. Рядом с Никой адреналин боя как будто умножился в десять раз. Я вроде бы понимал, что мне больно, но плохо от этого мне не было. Словно анестезия, меня сиюсекундно лечили эмоции.
Войдя в раздевалку, я скинул в сумку потные вещи и встал под струи душа. Кровь перемешалась с водой и стекала в сток. Я вернулся в раздевалку, уже привычным движением насыпал на свежие раны банеоцин, покрутил лицом.
– Не зря прихорашиваешься, Диман. Девка у тебя огонь. Так визжала, – развязно заговорил со мной Митя.
Я попытался взять себя в руки, понимая, что это чистой воды провокация. Игнорировал его. Но Митяй не унимался.
– Интересно, в койке она так же орет? Или только твоя разбитая морда ее возбуждает?
– Завали, Мить, – попросил я. – Даже смотреть на нее не смей.
– А что на нее смотреть? – продолжал издеваться здоровяк. – Такую надо не смотреть, а…
Я развернулся и стремительно рванул в его сторону. У меня перед глазами потемнело от злости. Чертов адреналин продолжал кипеть, а инстинкты уверяли, что за такие слова нужно бить морду. Я не собирался их сдерживать. Прижав предплечьем горло Митяя, я занес кулак, чтобы проучить грубияна. Но мою руку поймал кто-то, удержал. Я повернул голову и обжёг взглядом тренера.
– Успокойся, Дима, – спокойно сказал Григорич. – Никаких разборок в раздевалке. К тому же тебя дама ждет.
Пожалуй, вторая причина была для меня убедительнее. Я отпустил Митьку, вытащил свои вещи из шкафа, быстро оделся, взял сумку и вышел из раздевалки. Меня провожала гробовая тишина. Именно поэтому я прекрасно расслышал злобное кряхтение Митьки через кашель от удушающего:
– Еще сочтемся, урод.
Он не мог промолчать, а я не потрудился ответить на глупый высер сопляка. Ника ждала меня, переминаясь с ноги на ногу. Я крепко сжал ее руку и пошел к выходу, вызывая на ходу такси. Мышку потряхивало на холодном осеннем воздухе. Я сразу заметил и уточнил:
– Знобит?
– Нет. Просто вышли из теплого помещения. Я всегда так. Даже в теплой куртке, – добавила она.
– Значит, не надо греть? – уточнил я, снова улыбаясь и желая скорее добраться до отеля.
– Надо, – выдохнула Ника и крепче сжала мою руку.
Мы дошли до фонаря у остановки и встали под ним, дожидаясь такси. Ника встала на цыпочки, а я склонился, чтобы встретить ее губы на полпути. О таких поцелуях не договариваются. Они просто случаются, потому что невозможно игнорировать страсть и желание. Пускай сегодня жажда целоваться застала нас в свете фонаря, на окраине подмосковного городка, но я точно знал, что никогда не испытывал подобного. Более того, я знал, что больше никогда и не с кем не смогу так чувствовать. Остро, больно, одновременно невыносимо приятно и горячо.
Когда подъехала машина, я с трудом сдерживался и ни черта не соображал. Кажется, Ника тоже.
Мы целовались, как сумасшедшие, всю дорогу. Я слышал, что водитель оборачивается, когда Ника тихо стонет. Наверное, проверял, не начнем ли мы совокупляться прямо на заднем сиденье. Не начали, хотя я боялся, что не сдержусь. У меня тоже отказали тормоза и регулятор громкости. Ника не помогала мне обрести разум. Только прохладный воздух улицы заставил немного протрезветь.
Я расплатился, и мы вышли около гостиницы. Там тоже пришлось вспомнить, что нужно здороваться, выбирать номер, платить, а не только мычать и стонать. Ника стояла рядом со мной у стойки, держала мою руку и пританцовывала от нетерпения.
Кажется, мне втюхали местный люкс, хотя я проверял еще в раздевалке – оставалось много обычных номеров. Но сейчас было совершенно все равно. Я хоть и превратился в рационалиста и строго вел учет каждой своей копейке, но сегодня переплата вообще не беспокоила. К тому же я точно знал, что моя неугомонная Мышь просто обязана жить в люксе. Не одну ночь, а всегда.
Сегодня мы положим начало хорошей традиции – быть вместе, иметь все самое лучшее и не думать о деньгах.
Главное, чтобы синяки и кровища не стали традицией. Хотя сегодня адреналин сыграл злую шутку и был очень даже уместен.
Едва мы вошли в апартаменты, Ника стала срывать с меня одежу.
– Что за наваждение, – шептала она, почти разрывая молнию на толстовке. – Скорее, пожалуйста, скорее. Помоги…
Конечно, я быстро пришел на помощь даме и молниеносно избавился от своей одежды, а потом и от ее. Широкая кровать приняла нашу страсть без стонов. Мы стонали за нее. От страсти и боли. Последнее чувствовал только я, но опять же не хотел останавливаться или сбавлять темп. Мне нравилось принимать неистовство Ники, нравилось, что она не обходила стороной мои ссадины и синяки, а целовала меня везде. Она как будто залечивала мои раны. Я нравился ей даже побитый. А мне нравилось позволять ей все, что угодно. Я лежал на спине и принимал поцелуи, ласки, запрокидывал голову и жмурился, когда удовольствие становилось невыносимым. Мои руки блуждали по телу Ники. Я придерживал ее, помогая двигаться, встречая ее на полпути, прижимая к себе и поглаживая горячую влажную от пота кожу.
У меня не было сил оторваться от нее. Я не хотел заканчивать и не просил пощады. Только когда Ника сама сползла с меня и беспомощная улеглась рядом, я смог ощутить насыщение, полное и тотальное удовлетворение.
Этот день не спешил нас отпускать. Я ужасно хотел спать, но кровь продолжала бурлить, не позволяя отключиться. Мне показалось, что Ника уснула, но она тоже завозилась минут через пять. И спросила, как только перевела дыхание:
– Ты живой?
– Как никогда, – ответил я, поглаживая ее плечо.
– Я думала, что сойду с ума, пока этот мужик тебя бил. Не знаю, как сдержалась и не выскочила на ринг. Хотела сама его избить до смерти, чтобы защитить
