Всё начинается со лжи (СИ) - Лабрус Елена
И так хотелось сказать какую-нибудь гадость, но я сдержалась. Только хлопнула дверью в сердцах.
Гордо подняв голову, миновала вестибюль. Прошла мимо администратора как мимо пустого места. И только завернув за угол, к детской площадке, опустилась там на низкую крашеную скамеечку и заплакала.
И обиднее всего было даже не то, что меня уволили, что честный многолетний труд вот так запросто перечеркнули только потому, что я «перешла дорогу» избалованной дочке олигарха и мне наглядно показали кто здесь хозяин. Обиднее всего было из-за этих «заявлений». Зря я, наверно, их читала. Теперь несправедливые слова жгли изнутри, разъедали грудь. Но уже что сделано, то сделано. Не я им судья.
Не желая лишний раз здесь больше появляться, я пошла в отдел кадров за трудовой, но за расчётом сказали прийти через неделю. Увы, ещё придётся возвращаться.
Потерянная, вышла на улицу, не зная, что дальше делать.
И просто пошагала куда глаза глядят, чтобы прийти в себя.
Просто переставляла ноги. Подхваченная толпой, переходила дорогу.
И не знаю сколько прошла, когда вдруг увидела знакомое лицо.
— Эльвира Алексеевна, подождите! — махнул мне мужчина, которого я узнала. — Здравствуйте, здравствуйте! Как же я рад, что вас увидел, — сбежал с крыльца магазинчика Будьласка.
При дневном свете, в другом костюме, я не сразу его и признала, но почему-то обрадовалась.
— А я собирался вам звонить. К вашей пациентке я, простите, так и не зашёл. Что-то закрутился. А вот вы мне нужны.
— Рада слышать, что хоть кому-то я сегодня нужна. Здравствуйте, — горько улыбнулась я. — Простите, я ведь не знаю, как вас зовут.
— Сейчас мы это исправим, — улыбнулся он в ответ и протянул удостоверение.
«Подполковник Савельев Юрий Петрович».
— Рада познакомиться, Юрий Петрович, — вернула я красную книжечку.
— Вы чем-то расстроены? — спросил он участливо.
— Пустяки, — махнула я рукой. Ну, честное слово, не вываливать же свои проблемы на первого встречного. Но я правда была рада его видеть. — Может, по чашечке кофе, если не очень торопитесь?
Он посмотрел на меня внимательно, изучающе. Подозреваю, выглядела я жалко. Заплаканные глаза, размазанная косметика, да и улыбалась через силу. Но вида не подал.
— Только, чур, плачу̀ я, а то знаю я вас, современных женщин, — открыл он для меня дверь. И уже за столиком кафе добавил. — Это маленькая компенсация за то, что у меня для вас тоже неутешительные новости.
— Как не его ДНК? — пялилась я в бумаги, что он выложил передо мной из старомодной кожаной папки на замке.
— Вы уж простите за самодеятельность. Но если бы делу дали ход, мы бы оказались, мягко говоря, в луже, поэтому криминалисты не могли не перепроверить. Так и есть. ДНК из образца спермы и ДНК с бутылки, из которой пил Алескеров не совпали. Мне жаль, — вздохнул он. — Но изнасилование мы ему предъявить не сможем.
Я тяжело вздохнула, возвращая бумаги. Что бы это ни значило, он был прав.
— Простите, что зря отняла у вас столько времени.
— Да ну что вы, не зря. Пейте кофе, Эльвира, — подвинул он кружку на место убранных документов. — А то у вас такой вид, словно вы вот-вот хлопнетесь в обморок.
— Не переживайте, я не хлопнусь, — сделала я глоток.
— Надеюсь, хоть чем-то мы помогли?
— Конечно, — уверенно кивнула я. — Спасибо вам большое!
А что ещё я могла ему сказать? Что ну её в задницу, эту Юлии чтоб её Пашутину. Мне жаль, что ей мало досталось? Хотя нет, даже зла я ей не желала. Больше всего я хотела, чтобы меня, нас их больная семейка уже оставила в покое. Надеюсь, этого им достаточно?
— Как там Констатнтин? — спросил Будьласка.
— Костя? — я покачала головой. — Не знаю, я не звонила. Ни к чему. Мы расстались. Так уж вышло, я замуж выхожу, — покрутила я на пальце кольцо.
— Правда? Поздравляю! — ничуть не смутился он. — А выглядите так, словно кого-то похоронили, уж простите.
— Меня сегодня с работы уволили. Но, наверно, когда я ввязалась во всё это, — показала я на его папку, — в глубине души уже знала, что именно этим всё и закончится. Знаете, есть такие просьбы, которым нельзя отказать. И я не отказала. А теперь меня выставили крайней. Ладно, переживу, — махнула я рукой, видя, как он заёрзал на стуле. Как человек, который действительно торопится, а разговор затягивался. — Вам, наверно, пора?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Простите, пора, — кивнул он.
Чтобы его не обижать, за пару глотков, торопясь, я допила купленный мне кофе.
А когда вышли из кафе, Юрий Петрович протянул мне клочок бумаги.
— Здесь мой телефон, если вдруг понадобится. А заявление об увольнении вы, конечно, сами написали?
— Конечно. Толку спорить с системой. Меня, как Костю, вряд ли перевели бы куда-нибудь в другое место.
— Так и Костю не перевели, — усмехнулся он и посмотрел на меня как-то по-новому, оценив мой удивлённый взгляд. — Не думал, что вы не знали. Он ведь сам попросился. Его, наоборот, уговаривали остаться, но он сказал «нет». И, кажется, теперь я понимаю почему.
И хоть прозвучало это для меня неожиданно, теперь и я понимала почему он так поступил.
Разрубил. Там, где я никогда не согласилась бы на большее, а он не хотел меньшего. И дело было совсем не в Верейском. Всё это случилось до него.
Это не я его, это Костя меня отпустил. Дал не выбор, а свободу.
— В эксперты не хотите? — улыбнулся Будьласка, проводив меня до остановки.
— Не хочу, — уверенно покачала я головой в ответ. — У меня ещё докторская не дописана. Да и работу, надеюсь, я всё же найду по специальности.
— Ну тогда успехов вам! Всего доброго! — махнул он рукой, когда я запрыгнула в трамвай. Словно поставил штампик «дело закрыто».
Как бы и я хотела поставить такой же на своём, на всех своих делах, особенно на тех, куда упала хоть тень Пашутина. Но меня в лаборатории университета ждали результаты анализов как раз, чтоб его, Пашутина. И плевать бы мне на них, ведь меня всё равно уволили. Но что-то мне подсказывало, что меня сильно удивят их результаты. И стоит, даже очень важно их забрать.
Но чем ближе я подъезжала к университету, тем больше волновалась, что мои неприятности ещё не закончились. Что лаборатории связаны, и раз мне закрыли доступ к одной, то и в другую должна была поступить эта информация.
По дороге к лабораторному корпусу я уже бежала.
Ворвалась запыхавшаяся.
Я во что было ни стало должна была забрать эти анализы!
И, скрестив пальцы на удачу, я постаралась придать лицу самый обыденный вид.
— Здравствуйте! Лейман. Я заказывала анализы. Они должны быть готовы, — рутинно спросила я и принялась рыться в сумочке, словно именно её содержимое интересовало меня сейчас больше всего, а не какие-то рядовые никому не нужные результаты.
— Да, есть, — равнодушно зевнула лаборант, пощёлкав клавишами клавиатуры. Лениво поднялась, не спеша ушла, не спеша вернулась и выложила передо мной три распечатанных на принтере листа и журнал — расписаться.
— А секвенирование? — едва скрывая волнение, даже не посмотрела я на в небрежно отодвинутые бумаги.
— Э-э-э… — обернулась лаборант к компьютеру, явно прикидывая, что это же ей опять к нему идти, искать, переться за результатами, но вдруг лицо её просветлело, словно она что-то вспомнила. — А! Его Тертицкая забрала, — и она опять зевнула, эта явно невыспавшаяся и слегка помятая лаборант.
И слава богам за эту её сонливость и лень! Ведь только благодаря им у меня всё и получилось. Почти.
— Но имейте в виду, — сурово свела она брови.
Я напряглась.
— Больше ДНК с того презерватива у нас нет. — Я облегчённо выдохнула. Видимо, не рискнув высказаться Анне Михайловне, она решила отчитать меня. — Отцовство, секвенирование, сходство с двумя другими образцами, — загибала она пальцы. — Презерватив не резиновый!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})И я хотела возразить, что тут как раз тот случай, когда «резиновый». Но спасибо, что подсказала, какой именно образец ДНК предоставила для определения отцовства Ксения. Вот это меня и напрягло. Что отцовство да, мы подтвердили. Но то, что это ДНК именно Пашутина — нет. А я должна была убедиться! Для того и заказала сравнить презерватив с выплюнутой Пашутиным Владимиром Олеговичем жвачкой.