Тадеуш Доленга-Мостович - Профессор Вильчур
– Признавайся сейчас же, ты обидел ее?
Только говори правду, не то убью!
Василь с возмущением ударил себя в грудь.
– Я бы ее обидел?.. Да я бы скорее умер.
В его голосе мельник услышал нотки искренности, но палки еще не опустил.
– Поклянись! – приказал отец.
– Клянусь!
Прокоп перевел дыхание и с облегчением произнес:
– Вот, чертово семя!
Он вытер вспотевший лоб и тяжело опустился на скамейку.
– Вы на меня сразу с палкой, не даете ничего объяснить…
– Не может быть никаких объяснений! Как тебе не стыдно! Под собственной крышей такие дела! Опозорить хочешь меня, чтобы люди пальцами тыкали и открыто говорили, что я взял к себе сироту для потехи сыну… Тьфу! Чертово семя! И это в моем доме, на старости лет! Такого позора от тебя дождался! Но послушай меня: если только ты ее обидишь – убью, как собаку, убью! Ты знаешь, что я слов на ветер не бросаю.
Василь вдруг взбунтовался.
– Что вы мне угрожаете? А я вам говорю, что без нее мне не жить. Не могу и не хочу. Вот и все дела! Такие дела!
Прокоп вскочил и изо всех сил ударил палкой по скамейке.
– Так ты не знаешь, чертово семя, как по-христиански поступить? Жить без нее он не может? Так женись на ней! Женись, дурень, а не романы крути мне тут по кустам!
С минуту Василь стоял остолбеневший: не мог поверить собственным ушам. И вдруг понял, подпрыгнул, схватил отца за руку и стал ее целовать. Прокоп не сориентировался, вырвал у него руку и крикнул:
– Ну, что ты опять?..
– Спасибо, отец… Мне ничего больше не надо… Только я думал… мы думали… что вы не согласитесь…
– Что ты, дурень, говоришь? На что я не соглашусь?
– А на мою женитьбу с Донкой.
Старик посмотрел на него недоверчиво.
– Ой, что-то крутишь ты, кажется мне.
– Что я могу крутить? Что вы говорите? Давно она мне по сердцу пришлась и я ей тоже. Я даже хотел спросить, разрешите ли вы пожениться нам…
– Так почему не спросил? – прервал его Прокоп.
– Потому что Донка…
– Что Донка?
– Донка не позволяла. Она боится, что вы на нее сильно разозлитесь.
– Вот глупости какие-то. Почему я должен разозлиться?
– Ну, вы можете подумать, что она ради богатства хочет выйти за меня замуж. Она говорит, что вы из ласки ее в дом взяли, а она такой неблагодарностью ответила, что сына окрутила.
Прокоп нетерпеливо махнул рукой.
– Ну, одурела совсем.
Он крякнул и поднялся со скамейки. Задумчиво огляделся вокруг и, не сказав ни слова, направился в сторону дома. Удаляясь, повернулся и приказал:
– Чтобы завтра Романюки те четыре мешка вернули: мне мешки не бесплатно достаются.
– Хорошо, – сказал Василь, – если не вернут, муки не выдам.
Когда шаги отца затихли, он опустился на скамейку и задумался. Все произошло так неожиданно и так невероятно удачно. Прошло, однако, несколько минут, прежде чем он смог осознать случившееся. И только тогда он начал смеяться и изо всей силы хлопать себя по коленям.
Когда спустя полчаса, осторожно ступая, он приближался к дому, в комнатах уже было темно. Видимо, отец сразу пошел спать и с Донкой уже не разговаривал. Бедная девушка, она, наверное, и глаз не может сомкнуть, ожидая на следующий день самое худшее для себя.
Долго соображал Василь, как вызвать Донку, однако ничего не придумал. Легче всего было постучать в окно, но тогда всех разбудишь.
И действительно, вернувшись домой, Прокоп ничего не сказал ни Донке, ни кому-нибудь другому. Зато на следующее утро, после завтрака, когда все находились в избе, он достал из кармана толстый кошелек из коричневой кожи, вытащил из него две бумажки по сто злотых и, положив их перед Донкой, сказал:
– Возьми вот двести злотых. Тебе же надо какие-то там наряды перед свадьбой купить.
Услышав эти слова, все присутствовавшие замерли. Старая Агата стояла с широко открытым ртом, Ольга смотрела на отца как на сумасшедшего, лицо Василя расплывалось в улыбке, а Донка смертельно побледнела.
– Перед свадьбой? – ойкнула Зоня. – Перед какой свадьбой?
Прокоп не считал нужным объяснять и встал с лавки.
– Перед моей свадьбой, – не без гордости ответил Василь. – Я женюсь на Донке.
Благодарная, она бросилась к рукам Прокопа. По лицу ее текли слезы.
– Вот так штука! – удивленно сказал рыжий Виталис.
Прокоп, освобождаясь от благодарностей Донки, вышел из избы. И тогда все здесь загудело. Изба наполнилась криками и шумом. Каждому хотелось как можно быстрее узнать, как это все случилось. Василь с гордым выражением лица давал пояснения. Наталка дергала Донку за юбку, покрикивая:
– Чего плачешь, Донка? Вот глупая, чего плачешь?!
Ответ Донки утонул во всхлипываниях.
Глава 11
Строительство клиники быстро продвигалось. И неудивительно: рабочих рук хватало. Мало в округе было таких, кто не хотел бы хоть чем-нибудь помочь в строительстве. Слава об этом событии разнеслась слишком далеко. Даже газеты писали о нем, широко обсуждая объединение сельского населения.
К сбору урожая дом стоял уже под крышей, а сейчас спешили настелить полы и вставить окна, чтобы успеть до начала жатвы. Большинство занятых на строительстве были мужики, которые во время уборки урожая не могли позволить себе оторваться от своего хозяйства.
Тем временем изготовили мебель для больницы, и Люция поехала в город, чтобы купить некоторые инструменты. Не все, однако, можно было там достать, поэтому она написала доктору Кольскому и попросила его остальное купить в Варшаве и выслать наложенным платежом.
Кольскому она писала довольно часто. Ей нравились его письма. В них она чувствовала искреннюю грусть и тоску по ней. Почти в каждом письме он просил, чтобы она позволила ему приехать в Радолишки хотя бы на один день. Но она всегда отказывала ему, считая, что не имеет никакого смысла пробуждать в нем какие-то надежды, снова терзать его сердце. Ведь ничего, кроме дружбы и симпатии, она дать ему не могла, а дружба и симпатия находили достаточное выражение в письмах и не требовали личных встреч.
Особенно сейчас приезд Кольского был бы не только для нее, но и для него исключительно горьким, потому что в ее отношениях с профессором многое изменилось. Произошло это после того, как Прокоп объявил помолвку своего сына с дальней родственницей Донкой. Свадьба должна была состояться только после Рождества, но молодая влюбленная пара своей любовью как бы пропитывала весь воздух на мельнице, и все ее обитатели, вдыхая его, невольно ощущали это на себе. Эта атмосфера способствовала и тому, что в разговоре с Вильчуром Люция, наконец, услышала слова, которые она могла считать согласием с его стороны на брак.
