Ирина Степановская - На скамейке возле Нотр-Дам
– Маша, это я!
Она посмотрела на меня. Я удивилась: этот голос не мог принадлежать никому другому, кроме как Валерию. Впрочем, что же тут было удивительного? – подумала я, поразмыслив. Я посмотрела на нее:
– Мне уйти?!
Она не сомневалась ни минуты:
– Нет конечно!
– Тогда я посижу в кухне.
Она, открывая, нажала кнопки замка, и я заметила, как она тихонько выдохнула в ладошку. Проверила, должно быть, сильно ли от нее пахнет. Я хмыкнула:
– Можешь не проверять. От нас разит так, что притворяться бессмысленно. Надо сразу наливать – это лучший выход. Остались у нас пельмени?
– Полная миска, – сказала Маша.
– Ну вот, сразу и начнем! Дальше – как получится, – я убрала с изготовки скалку и пошла в кухню искать чистую тарелку. В зеркало я увидела, как Маша лихорадочно причесывается перед дверью.
* * *Хоть от метро до гостиницы идти было недалеко, тяжелая сумка с вещами все-таки оттянула Лене руку. Большим облегчением было знать, что вот-вот уже она преодолеет этот путь, поднимется на лифте, откроет дверь номера – и сразу же бросит сумку на пол. Но сумку ей пришлось опустить немного скорее, чем она ожидала: в щель между косяком и непосредственно дверью была воткнута записка.
– Неужели мне? – подумала Лена и бросила сумку на пол. Какая записка, от кого – ничто не могло указывать на то, что записка предназначалась именно ей, но сердце девушек устроено так, что стоит ему подвергнуться малейшему волнению – и все вокруг приобретает какой-то новый, даже мистический смысл. Откуда-то появляются тайные знаки, предначертания, символы… в общем, всякая дребедень, которую готовое к восприятию сердце и зашедший за разум ум тут же объявляют любовью. Может, это и в самом деле так, однако записка, конечно, предназначалась не Лене, а мне. Лена же, прочитав ее (записка была не запечатана), тут же почувствовала разочарование.
«Таня, – было написано на листке А-4 по-русски, печатными буквами. – Я целый день думал о нашей встрече. Я не могу уехать, не поговорив с тобой еще раз. Я буду ждать тебя в своем номере до своего отъезда (в скобках был указан номер)». И на всякий случай оставляю тебе свой номер телефона (следовал длинный ряд цифр). Подпись была начертана латинским шрифтом.
То ли Майкл, то ли Михаэль, – не стала разбирать Лена. Она открыла дверь и вошла в номер. Включила свет – наведенный уборщицей порядок сделал номер нежилым. Лена, не раздеваясь, повалилась на кровать. Она устала, но спать ей не хотелось – ее чувства и нервы были напряжены. Она готова была подхватиться и куда-то бежать, если бы ей сказали, куда и зачем. Она могла бы сдвинуть горы – и разочарование как раз и заключалось в том, что этого подвига от нее не требовалось.
– Ладно, лягу спать, – решила она и стала медленно раздеваться. Мое отсутствие ее нисколечко не смущало – записка подсказала ей, что и у меня в Париже возникла некая личная коллизия. Ее это не удивило и не позабавило – такой уж был волшебный этот город, Париж. Она подошла к окну и раздвинула шторы. Из освещенного номера улица была не видна. Лена припечаталась лбом к стеклу. Дом напротив высился громадой с немногими освещенными прямоугольниками окон, внизу блестел влажный асфальт, вдоль проезжей части стояли припаркованные машины, на углу еще горел фонариками знакомый китайский ресторанчик. Лена почувствовала себя одинокой. Ни на что не надеясь, она представила под окнами синее металлическое пятно – машину Катрин, – но ничего подобного на улице не было. Лена медленно стянула с себя одежду и, даже не думая выключать свет, отправилась в ванную. Когда она вышла из нее, вытирая волосы полотенцем, в комнате у окна лицом к ней, спиной в черноту улицы стоял Серж Валли.
– Я стучал, но дверь была не закрыта, – сказал он. В отражении стекла Лена прекрасно видела свою наготу. Она сама удивилась тому, что не стала прятаться в ванной комнате, не подумала завизжать. Она вдруг ощутила себя королевой. И более того, в своей наготе она почувствовала себя одетой, как королева. Никогда еще она не ощущула себя такой великолепной, даже в ту ее единственную в Париже ночь с Валерием. Наоборот, Лена выпрямилась во весь свой небольшой рост и легкой походкой подошла к Сержу. Губы ее раскрылись, дыхание перехватило.
– Что мы теперь будем делать, Серж?
Он шагнул ей навстречу. В глазах его светились восхищение и нежность. Она бросила полотенце и опустила руки, но стояла, не шевелясь, не прикрывшись, одновременно и беззащитная, но и хорошо вооруженная своей юной красотой. Он присел перед ней на постель и, обхватив ее руками, приблизил к себе, покрывая поцелуями ее тело.
– Вы хотите здесь?
Дирижер, бешено махавший в Лениной голове своей дирижерской палочкой, внезапно смолк. Музыка оборвалась на середине такта.
– Я не знаю. Нет. – Тысячи поцелуев перестали возбуждать ее тело. Она почувствовала себя голой, как чувствуют себя в бане. Быстро она наклонилась и схватила со стула халат, накинула на себя.
– Зачем вы пришли? – Она не знала, что делать дальше, но банально переспать с ним в отеле на койке ей показалось ужасным. А если я вернусь? Или вдруг каким-то чудом заявится Валерий?
– Не думайте, я не хотел ничего такого, что вы не хотите, – сказал Серж. – Я весь день сегодня смотрел на вас, вы были такая беззащитная.
– Вы приехали из-за меня?
– Да.
Она не стала спрашивать ничего о Катрин. Она присела на стул и аккуратно запахнула халат на коленях, будто только что не красовалась перед окном в блеске своей наготы.
Машинально она подобрала с моей кровати листок с запиской Михаэля, машинально смяла его и небрежно бросила в мою сумку, краем высовывающуюся из-под кровати.
– Одевайтесь и поедем. Я, собственно, приехал вас пригласить прокатиться, – сказал Серж.
– Правда? – Она обрадовалась.
– Конечно! Жду вас внизу. Заодно и решите, что еще вы хотите посмотреть. Ночью Париж изумителен.
– А мне не надо ничего решать, – сказала Лена. – Я знаю, куда хотела бы поехать.
– Куда?
– На ту круглую площадь со статуей, где мы были в прошлый раз.
– Это недалеко. – Серж улыбнулся, вспомнив, что по иронии судьбы как раз там располагается его квартира.
На этот раз машина Сержа оказалась черной и не очень большой и новой. Лена даже не поняла, какой она была марки. Но то, что Серж теперь был на своей, немного даже старомодной машине, а не в нарядном, синем «Кадиллаке» Катрин, нисколько ее не огорчило, даже обрадовало – под черной крышей рядом с Сержем ей было так уютно, так спокойно… Серж включил радио. Как по заказу, из приемника донесся голос Пиаф…
– «Нет, ни о чем, ни о чем не скорблю, не жалею», – весело проговорила Лена и рассмеялась: – Это про меня!
Воздух был упоителен. Платаны сказочны. Большие бульвары уходили из-под колес назад, а впереди простирались полные таинственного очарования новые улицы.
– Как хорошо! – Давно уже уплыла вдаль арка Сен-Дени.
Серж остановился, свернув в боковую улицу.
– От этого места до площади быстрее добраться пешком, чем ехать на машине. Прогуляемся? – он протянул Лене руку.
– Да. – Она подумала, что эта площадь останется навсегда для нее самой любимой площадью в Париже.
– Я бы хотел, чтобы вы ее запомнили. Ведь я живу на ней.
– Что вы! А как она называется?
– Площадь Побед, – сказал Серж. Лена подумала: вернется в гостиницу, отметит ее на карте, чтобы не забыть.
Они остановились, не доходя, чтобы увидеть площадь из темноты узкой улицы.
– Я именно так люблю возвращаться, – сказал Серж. – Памятник всегда подсвечен прожекторами.
Лошадь под всадником встала на дыбы, а сам седок повернул к ним голову в окладистой, кудрявой бороде.
– Это кто? – спросила Лена.
– Людовик. Если не ошибаюсь, четырнадцатый.
– Совсем не похож, – сказала Лена.
– Я с ним не был знаком, – развел руками Валли. Они вместе засмеялись.
– А вот мой дом.
Серж взял ее за плечи, развернул и протянул руку, чтобы показать свои окна. Но вдруг невольно отпрянул, отпустил Лену. Ей показалось, что он с трудом подавил в себе желание спрятаться за памятник.
Лена с удивлением на него посмотрела, но вдруг поняла – возле того самого угла, на который ей показывал Серж, стояла синяя блестящая машина.
– Простите меня…
– Пожалуйста, не извиняйся! Я поняла, – быстро забормотала она, путая русские и французские слова. – Катрин приехала! Она могла нас заметить. – Лене было до слез обидно и противно. Она винила не Сержа – Катрин. Ну почему эта женщина, его жена, не может подарить ей вечер! Только один! Зачем она приехала?! Ведь у нее будет еще много вечеров с Сержем… – Как мне пройти пешком к моей гостинице? Ты говорил, здесь где-то рядом? – Лена бормотала эти слова, а думала только об одном: как бы не зареветь!
– Пойдем в машину, – Серж мягко повлек ее в темный переулок. Он был смущен. Все выглядело недостойно. И мучила мысль – видела их Катрин или не видела. Она может и не сказать – его жена не из тех, кто устраивает скандалы. Но Сержу было неловко перед Леной, неловко перед женой.
