Две секунды после - Ксения Ладунка
Пока все в комнате замирают от неожиданности, меня пробивает крупная дрожь.
— Но что я получила в итоге? Вас двоих… — Она морщится от отвращения. — Двух чудовищ, которые плевать хотели на нашу семью! Непослушную дуру, которая не понимает элементарных вещей, и мудака, которому группа грязных мужиков важнее, чем я!
Пока папа не опомнился от неожиданности, я вступаю в спор, не в силах сдержаться:
— Это полная чушь! Признайся уже, что тебе всегда было плевать на нас, а нужны только его деньги! Признайся, что я просто способ получить эти богатства!
Сжав кулаки до боли, я пытаюсь сдержать подступающие слезы.
— Деньги? — мама поднимает брови и искренне смеется. — Белинда, думаешь, я бы стала терпеть тебя восемнадцать лет ради денег? Я твоя мать, поэтому и была с тобой, но ты так ничего и не поняла из того, что я пыталась до тебя донести…
— Да лучше бы тебя не было! — перебиваю я. — Ты гребаная психопатка, у тебя нет чувств, жалости, сострадания! Ты худшее, что случилось со мной!
— Ты всегда раздражала меня тем, насколько была глупа. Я до сих пор не понимаю, в кого ты такая тупица, — сквозь зубы рычит мама. — С рождения не понимала элементарных вещей, не могла учиться, все делала неправильно… Ты невыносимый ребенок, Белинда, и всегда доводила меня своими действиями! Если бы у тебя было хоть немного ума…
— Прекрати, Линда! — вмешивается отец, а мама округляет глаза.
— Билл, а ты кого из себя строишь? Заботливого папочку? Ты не принимал участия в ее воспитании, предпочитая разъезжать по миру со своей… — мама делает небольшую паузу, а потом выплевывает с отвращением: — группой! Тебе было плевать на нее, всегда абстрагировался от проблем, а теперь пытаешься казаться хорошим… Я не верю в твою искренность.
От маминых слов меня передергивает, отца тоже. То, что она, бесспорно, умеет делать лучше всего, — это давить на больное.
— Знаешь, Линда, может, я и не самый лучший отец на свете, но у меня есть силы признать свои ошибки и попытаться их исправить, а не продолжать считать, что я самый правый! — Папа тянется и берет мою руку, как бы показывая, что теперь он на моей стороне. С его поддержкой я чувствую, что у меня есть защита, я больше ее не боюсь.
— Тебе нужна не наша семья, а это. — Он показывает на документы, где обязывается содержать ее до конца своих дней. — Так что возьми и уходи из нашей жизни.
Мама издевательски усмехается. Ее адвокаты просят нас выйти, чтобы обсудить документы наедине. В коридоре я останавливаю отца и говорю:
— Пап, спасибо. Правда, спасибо за то, что поддерживаешь меня. Это очень важно и ценно, особенно сейчас.
По-доброму улыбнувшись, он берет меня за руки и смотрит в глаза.
— Бельчонок, я не хочу тебя потерять. Ты по-настоящему мне дорога, я сделаю все, чтобы ты была счастлива.
Я неловко киваю, удивляясь тому, насколько изменился отец после того, как я чуть не умерла. Я никогда не скажу ничего хорошего про наркотики, но, возможно, они были нужны для того, чтобы мы с ним стали ближе.
Около часа мать обсуждает с юристами наш договор, а когда мы возвращаемся, то без колебаний подписывает. С моей души падает огромный камень. Все закончилось. Не без потерь, конечно, но мы одержали победу в этой войне. Я, безусловно, рада, но как человек, попавший под обстрел, еще долго буду просыпаться от ночных кошмаров, невольно возвращаясь в прошлое. Но я и с этим справлюсь. В конце концов, все самое ужасное в моей жизни уже произошло.
Глава 18
На следующий день мама забирает свое заявление, и в тот момент я точно понимаю, что все закончилось. Чувствую себя абсолютно разбитой, но не позволяю этому сломить меня. Я погрущу, поплачу и пару сотен раз прокляну этот несправедливый мир, а потом построю свою жизнь заново, и буду делать это столько раз, сколько потребуется. Мне всего восемнадцать, у меня достаточно времени впереди.
Я беру билеты в Окленд на коммерческий рейс, несмотря на уговоры отца полететь через несколько дней частным самолетом вместе с «Нитл Граспер». Прошу горничных собрать мои вещи в номере Тома, а сама остаюсь у папы.
Охрана помогает мне пробраться в аэропорт незамеченной репортерами. Пока я жду посадку, решаю начать новую жизнь прямо сейчас — сначала блокирую, а потом и вовсе стираю номер Тома. Ему больше нет места не только в моем сердце, но и в моей жизни. После этого безвозвратно удаляю все наши немногочисленные фотографии с телефона — еще с того периода, когда мы встречались. Я сохранила их, потому что мне важна была память о нем, но больше я не хочу его вспоминать.
Еще я покупаю сигареты. Перед вылетом покурить не получается, но наличие пачки в кармане успокаивает меня те несколько часов, которые я провожу в полете до дома. Приземлившись в Окленде и выйдя на спокойную теплую улицу без единого человека, который может узнать меня, я словно вдыхаю запах свободы.
Поставив рядом с собой чемодан, достаю пачку и зажигалку. Долго смотрю на них, а потом все же закуриваю.
Дым проникает в легкие, голова начинает кружиться, но это не приносит желанного облегчения: от первой же затяжки меня начинает мутить. Сделав еще пару и почувствовав сильную тошноту, выбрасываю сигарету в мусорное ведро.
Поймав такси, я отдаю водителю чемодан, который он любезно убирает в багажник. По пути домой мне кажется, что я еду в новую жизнь, и впервые настолько рада оказаться в Окленде. Задумываюсь о том, как же я люблю этот город. Здесь я могу делать все, что угодно. Это остров спокойствия в бушующем океане, оазис в пустыне. Лучшее место, где только можно сейчас находиться.
* * *
Все мое воодушевление Оклендом проходит, когда утром через несколько дней я получаю сообщение от отца: «Я в городе».
А это значит только одно — Том теперь тоже здесь. При воспоминании о нем меня передергивает. Я совершенно не хочу встретить его здесь и собираюсь избегать района, в котором он живет. Но наш городок небольшой, и шанс увидеться просто огромный. Он все еще мне небезразличен, а значит, столкнувшись с ним, я снова что-то почувствую. Но я хочу забыть его. Очень хочу.
Всегда наступает время, когда первый шок от травмы проходит, и ты начинаешь чувствовать боль. В
