Мария фон Трапп - Звуки музыки
Почти каждый день мы были в чьей-то компании: Альбрехты, Крофорды, Дринкеры. Они брали нашу семью на концерты по пятницам: в институт Франклина, в музей Искусств, на прогулки через замечательный Фэйрмаунтский парк, на вечеринки в свой дом или дом друзей.
С помощью миссис Дринкер мы познакомились с Рэвенхиллской Академией, куда теперь ходили учиться младшие девочки. В отличие от школы в Бронксе, она находилась на самой окраине города, окруженная большими садами. Очень скоро Розмари и Лорли освоились и завели новых школьных подруг.
Теперь возникал вопрос: что делать дальше? Большая часть денег, которые мы заработали на концертах, ушла на оплату билетов на пароход, которые нам ссудил мистер Вагнер, на каждодневные расходы, на концерт в Городском Зале. Наш первый контракт был на сорок концертов, из которых мы дали лишь восемнадцать, но мистер Вагнер сказал, что мог легко заполнить остальные даты после Рождества, если они не будут отданы ребенку. С этим мы ничего не могли поделать. Так или иначе, контракт терял силу.
Мы прибыли в Америку по гостевой визе, которая истекала в марте. Друзья советовали нам обратиться за ее продлением, что мы и сделали после Рождества. Все уверяли нас, что такие продления были простой формальностью: они всегда разрешались. Но наша гостевая виза позволяла нам зарабатывать деньги, лишь давая концерты. Деньги, которые у нас оставались, могли поддерживать нас, если бы мы были очень экономны, возможно, до лета.
А что дальше?
Это было то, о чем в эти дни мы говорили — Георг, отец Вазнер и я, — но поскольку мы не могли найти никакого решения, единственное, что мы могли сделать — идти в наш край: обратиться в Божие царство.
Каждое утро мы отправлялись в приходскую церковь, где отец Вазнер служил Священную Мессу.
Погода между декабрем и мартом может быть неприветливой. Дом был мал для нашей большой семьи и очень бедно меблирован. Несмотря на помощь друзей, у нас ничего не было в достатке. Просто мы были слишком большой семьей. Самое главное, что нам никогда не хватало еды. А если вы голодны, вы легко раздражаетесь, особенно если ближайшее будущее выглядит неопределенно. Поэтому, в данный момент обращаться в Божье царство, означало для нас принимать все это с улыбкой и искренней благодарностью, поскольку разве не было здесь много других, еще более бедных, чем мы?
Однажды в феврале в наш дом неожиданно приехал мистер Вагнер. Он привез с собой договор, опять на сорок дат. С тех пор, как ребенок был здесь, никаких затруднений больше не должно было быть, обещал он, и, счастливые, мы подписали свой второй американский контракт. Тур должен был начаться в сентябре. Одна огромная тревога спала с наших плеч. Начиная с сентября, мы могли быть спокойны — а до того? Ах, уверяли нас друзья, можно давать небольшие концерты, то здесь, то там, и если это будет всего лишь месяц, мы должны были прожить его.
Потом, однажды утром пришло письмо, все губившее. Служба иммиграции Соединенных Штатов извещала нас, что наше обращение за продлением временного пребывания отклонено, и мы должны покинуть Соединенные Штаты не позднее 4-го марта. Это был жестокий удар. Мы сожгли все мосты за собой и никогда не посмели бы снова вернуться домой, а теперь Америка не хотела позволить нам остаться здесь.
Что теперь?
Это было такое потрясение, что какое-то время никто не мог ни говорить, ни думать ни о чем. Каждый внутренне переживал свои личные разочарование и страх.
Одно было определенно: мы должны уехать. Оставалось не так много времени, чтобы достать билеты на такое количество людей на один корабль. В газете мы увидели, что 4-го марта из Нью-Йорка отплывает «Нормандия». Георг отправился во Французскую Линию и сумел приобрести двенадцать билетов третьего класса до Саутгемптона. После того, как билеты были куплены, денег осталось немного, да и что нам было делать в Саутгемптоне?
Потом нас озарило: год назад у нас было предложение от датского импресарио на ознакомительный тур по Скандинавии. Два концерта в Копенгагене, два в Осло, два в Стокгольме.
— Давайте свяжемся с этим менеджером — посмотрим, не сможет ли он принять нас сейчас.
Это нужно было сделать телеграммой, хотя это тоже было дорого. Потом потянулись полные страха дни ожидания. Что, если он не примет нас?
Мы начали разбираться со своим домашним хозяйством, раздавая обратно взятые взаймы одеяла, кровати, ложки и вилки. Крофорды любезно предложили сложить у них на чердаке вещи, которые мы не хотим дважды тащить через океан. Так мы стали делить свое имущество на «забираемое» и «оставляемое», как сказала Гедвига. Но обычная жизнерадостность была утеряна. Каждый предпочитал приниматься за свои обязанности молча.
Около двух тысяч лет назад нечто похожее произошло с группой людей, которые покинули свои родные земли, просто следуя за идеей, указанной звездой: три волхва. Когда каждый из них известил своих людей о том, что намеревался отправиться в длительное путешествие чтобы отыскать где бы то ни было новорожденного царя, их друзья в неодобрении качали головами: «Надеюсь, ты не пожалеешь об этом». Потом месяцами и неделями шли они за звездой, которая привела их в иудейскую землю, в самую столицу, Иерусалим, и потом — растаяла. И когда они думали, что достигли цели, они оказались в полных потемках. Никто ничего не знал о новорожденном царе, и в их ушах звучали слова: «Надеюсь, ты не пожалеешь об этом».
Какое искушение — хотеть никогда не умирать. И после того, как Бог испытал их веру и терпение, он пришел к ним на помощь. Им была указана дорога, звезда вновь появилась. «И, завидя звезду, радовались они великой безмерной радостью».
Это была история, о которой мы говорили первого марта. До отъезда оставалось лишь три дня, а ответ из Европы так и не приходил. Это был момент потемок, звезды не было видно. Тогда мы выбрали трех волхвов в качестве наших особых Святых-покровителей. Мы обещали им следовать примеру их веры и терпения. Не могли ли они попросить Бога, чтобы звезда появилась вновь?
И это случилось. На следующее утро пришла телеграмма: «ВСЕ ГОТОВО ДЛЯ ПЕРВОГО КОНЦЕРТА ДВЕНАДЦАТОГО МАЯ КОПЕНГАГЕН».
Наши новые верные друзья помогли нам закрыть дом и сесть на прямой поезд до Нью-Йорка. Дринкеры прислали за Георгом, ребенком и мной свою машину вместе с шофером.
В Нью-Йорке мы все собрались в доме Карлтона Смита, и оттуда отправились на пароход. Прощальные поцелуи и пожелания, потом — крики и махание рукой, «Нормандия» вышла в открытое море. Скоро небоскребы растаяли в золотистой дымке, мы были на пути в Европу.
«Нормандия»! Какой превосходный корабль, и какой замечательный экипаж! Хотя мы были всего лишь пассажирами третьего класса, Французская Линия пошла на исключение, чтобы сделать наше пребывание здесь настолько приятным, насколько это было возможно. Мы получили билет, с которым могли гулять по кораблю в любое время. Мы были приглашены есть в туристский класс, а для репетиций нам была выделена специальная гостиная на палубе первого класса, примыкающая к изумительному зимнему саду. Каюты третьего класса были намного роскошнее, чем наши места на «Американском фермере». Но приятнее всего было поведение экипажа. Стюарды и стюардессы, официанты и служащие были так вежливы, что на четыре коротких дня мы почти забыли, что были бедными эмигрантами с весьма неопределенным будущим. На борту «Нормандии» с нами обходились как со знаменитыми артистами. Люди знали о нашем концерте в Городском Зале и просили в последний вечер дать гала-представление вместе с флейтистом Рене Ле Роем. Позже нас бесплатно снабжали шампанским. Корабль сам по себе был прекрасной мечтой, и таких размеров, что если я хотела вместе с Иоганнесом подняться из своей каюты на верхнюю палубу подышать свежим воздухом, это занимало восемь минут. Я чувствовала нечто вроде вопрошения: когда этот город прибудет в Европу? Едва мы наконец запомнили, какой дорогой можно попасть в молельню, кино, бассейн, наступила уже пора готовиться к прибытию в Саутгемптон. Но эти четыре дня были не настолько коротки, чтобы не успеть вызвать чувство любви к кораблю и его экипажу, и когда, годы спустя, мы узнали о страшном бедствии, постигшем «Нормандию» в Нью-Йорке, мы испытали такое чувство, будто что-то ужасное случилось со старым близким другом.
