4 месяца - Джессика Гаджиала

Он получал удовольствие не от насилия, вызванного тестостероном, а от тайны, от решения сложных проблем.

Именно это я и обнаружила, ожидая его возле пыльной приставки, которая, похоже, давно не играла.

— Ты встала.

Иногда он двигался как мышь.

Это было тревожно.

Мое тело вздрогнуло, прежде чем я медленно повернулась, обнаружив его взгляд на моих ногах, как это часто бывало, прежде чем они поднимались вверх.

Мои глаза, однако, были устремлены на сумки, висящие на его руках, и поднос в его руке.

Кофе.

— Ты принес кофе, — объявила я, протягивая ему руки.

— Тебе нравится латте из «Она была рядом».

Он был прав, нравился.

Я пила его нечасто, потому что мне нравилось молоко с высоким содержанием жира, карамель и мокко с огромной порцией взбитых сливок, даже если они таяли, прежде чем я успевала их выпить. Это добавляло вкуса, черт возьми.

Я никогда не пила кофе, пока работала на Барретта, но однажды упомянула о том, что собираюсь побаловать себя им, потому что именно так я поступала после тяжелого дня.

Он знал, что у меня был тяжелый день. Поэтому он угостил меня им.

В моей груди возникло трепетное чувство, которое я попыталась утопить в волшебной жидкости.

— Спасибо, — мой голос звучал немного густо, и, услышав его, я поняла, что мои глаза немного слезятся, что я быстро сморгнула.

— Я принес и еду. Ты не ела уже целый день, — сообщил он мне, заставив меня остро осознать, что в животе у меня бурчит. — Я не знал, для чего ты будешь в настроении, — признался он, опуская пакеты на стойку.

— Так что у тебя всего понемногу, — закончила я за него, наблюдая, как он достает из буфета тарелки, которые на самом деле были больше похожи на блюдца.

— Ло майн, жареный рис, печеный зити, кусочки пиццы с грибами и луком, бургер и картофель фри, жареный сыр и куриный суп с лапшой.

— Куриный суп с лапшой? — повторила я, поскольку это было единственное блюдо, которое не подходило к остальным — все, что, как он знал, мне нравилось.

— На случай, если ты… не знаю… неважно себя чувствуешь, — сказал он, пожимая плечами.

На случай, если мне будет нехорошо.

Как в детстве, когда ты болела, а мама варила тебе суп.

Это было, наверное, самое приятное, что я когда-либо слышала.

На этот раз, когда начался трепет, я не пыталась игнорировать его, или подавить.

Нет.

На самом деле, я поставила свой идеальный кофе на тумбу с телевизором и прошла через всю комнату, прижимая Барретта спиной к стойке, мои руки поднялись, чтобы обхватить его лицо, уловив недоумение, сменившееся узнаванием, за секунду до того, как мои губы прижались к его губам.

Прошло мгновение ошеломленного бездействия, прежде чем его губы ожили под моими.

Его руки, находившиеся по бокам, когда я прижалась губами к его губам, поднялись, одна зашла мне за шею, другая обхватила поясницу, притягивая меня ближе, удерживая меня там. Как будто у меня были какие-то мысли о том, чтобы попытаться вырваться.

Уже нет.

К черту возможные трудности с работой.

Я должна была разобраться в том, что здесь происходит, что зарождается между нами. Я должна была понять, была ли это просто дружба, недостижимое влечение.

Или это нечто гораздо большее.

У меня было сильное чувство, что это последнее.

Это стоило возможных последствий, я знала это.

Низкий, хныкающий звук вырвался у меня, когда Барретт внезапно переместился, повернув нас, прижимая меня спиной к стене. Рука у меня за спиной переместилась, опустившись на середину бедра, и медленно поднималась вверх.

Невозможно было ошибиться, когда по мне пробежала дрожь. И он никак не мог этого не почувствовать: его грудь прижалась к моей, его таз прижал меня к стене, его твердость обещала положить конец когтям, отчаянной потребности в освобождении в моем сердце.

Желание гудело в моем теле, зарождаясь глубоко внутри, пробиваясь наружу, пока не завибрировало на поверхности моей кожи, настолько сильное, что я была уверена, что он должен был почувствовать его.

Но затем его язык скользнул внутрь, чтобы найти мой, и я забыла о том, что он чувствовал прямо сейчас, сосредоточившись на том, что чувствовала я , под жестким давлением его губ, под ощущением его ногтей, впивающихся в мой затылок, на том, как слегка двигались его бедра, заставляя его член прижиматься к моему жару, вытягивая из меня стон, достаточно интенсивный, чтобы заставить мои губы оторваться от его губ, а мою голову запрокинуться назад.

Когда я снова посмотрела вниз, глаза Барретта, меняющие настроение, были скорее зелеными, чем карими, а веки тяжелыми. Этого было достаточно, чтобы мое дыхание перехватило в груди.

Но потом его бедра слегка сдвинулись назад.

И его рука переместилась между моих бедер.

Его взгляд не отрывался от меня, пока его палец прослеживал мои складочки через едва заметную ткань трусиков.

В целом, я никогда не сталкивалась с мужчиной, который не заботился бы о моем удовольствии. Но, с другой стороны, я никогда не знала человека, который бы казался абсолютно очарованный этим.

Именно это я увидела в Барретте, когда его рука сместилась, скользнула под материал, пальцы провели по моей расщелине без барьера, и он сделал медленный полукруг над капюшоном моего клитора, доведя потребность в освобождении до такой степени, что она становилась почти невыносимой.

Очевидно, сосредоточенность, с которой Барретт подходил к некоторым аспектам своей жизни, распространялась и на это.

Я была уверена — даже на этих ранних стадиях — что только что сорвала сексуальный джекпот.

Затем его палец наконец-то сделал правильный толчок.

Я была уверена в этом.

Потому что оргазм — слишком быстрый, совершенно неожиданный — прорвался сквозь мое тело , высасывая силы из меня , и я отчаянно хваталась за него, чтобы удержаться на ногах, когда волны обрушивались на меня.

— Черт, — шипела я, упираясь лбом в его плечо.

— Об этом ты думала, когда была в душе? — спросил он, охрипшим голосом, звук, которого двигался по моим нервам, как жидкость.

— Не совсем, — сказала я ему, снова прижимаясь губами к его губам, когда я начала двигаться вперед — толкая его назад — по его квартире, дважды ударив нас о стену, прежде чем произошло свободное падение, которое закончилось с ворчанием, когда мой вес врезался в его, прижав его на секунду к матрасу, прежде чем