4 месяца - Джессика Гаджиала
Он готовил себя как можно лучше, физически и умственно.
И он держал это в секрете.
Как и его мать.
Наш ребенок — который уже не был таким уж ребенком — поступал в полицейскую академию.
Кларк восприняла эту новость с вышеупомянутой беззаботностью, даже полчаса спустя, когда мы сидели и ждали появления его дедушки, потому что она настаивала на том, что если он хочет пойти этим путем, то он должен быть тем, кто «приласкает» своего бедного старого дедушку по этому поводу.
Хотя, объективно, в облике Коллинса не было ничего такого, что указывало бы на его старость. Обретение любви в более позднем возрасте, казалось, вдохнуло новую жизнь в его тело, мгновенно сбрив с него десять лет. Мрачное, унылое место, которое он называл домом, вдруг обрело женские нотки повсюду, стало похоже на место, где можно наслаждаться праздниками. И мы так и сделали. Даже, это было очень важно для Кларк, с ее матерью. Она тоже нашла своего партнера, и горечь, которая появилась после ее предыдущего неудачного брака, улетучилась.
Между ними и моим братом и его командой, их партнерами и детьми, у нас наконец-то была большая, шумная, сумасшедшая семья, о которой она втайне всегда мечтала.
— Этот сексистский ублюдок! — зашипела Кларк, ее рот буквально раскрылся, когда ее отец вскочил со своего места, хлопнул Коннора по плечу, а затем заключил его в медвежьи объятия.
— Я не знаю, является ли это сексизмом на работе, — возразил я, всегда готовый сыграть роль адвоката дьявола в ее иногда нестабильных реакциях на ситуации.
— Как еще объяснить тот факт, что он саботировал мою попытку поступить в академию, но при этом чертовски рад, что Коннор вступает?
— Может быть, учится на прошлых ошибках? — предположил я.
— Что, возможно, привело бы к покорному принятию, а не к радости.
Ладно, она меня раскусила.
— Я думал, мы уже давно решили радоваться тому, как все сложилось, — попробовал я вместо этого. Она никак не могла парировать этот аргумент, если только не хотела сказать, что жалеет о нашей совместной жизни. А я знал, что это не так.
— Я счастлива, что у нас все так сложилось. Но это не значит, что он не сексистский ублюдок, — сказала она мне, упираясь в этот вопрос, хотя в ее голосе не было никакой враждебности. Они с отцом уже давно помирились. Они были близки, как никогда раньше. И, по ее словам, единственная причина, по которой она не вошла в его дом, как в дом ее матери, заключалась в том, что однажды она уже сделала это и столкнулась с чем-то, что оставило у нее шрам на всю жизнь.
— Видишь, ма, — сказал Коннор, входя в дом, его глаза, так похожие на мои, светились от удовольствия. — Я же говорил тебе, что он не будет злиться.
— О, да. Как дипломатично с его стороны, — сказала Кларк, бросив взгляд на отца. — Поощрять тебя на пути твоей мечты.
На это Коллинс закатил глаза на свою дочь.
— Я думал, мы разобрались с тем, что моя рука привела тебя к новой мечте. Осмелюсь сказать, к лучшей? — предложил он, прежде чем выпроводить внука за дверь, пообещав мороженое. Неважно, что ему было уже почти двадцать два года, десерт не переставал приводить его в восторг.
— Хорошо, — согласилась Кларк, прислонившись ко мне еще больше. — Он был прав. Эта мечта намного лучше, — сказала она мне, поцеловав под челюстью.
У меня никогда не было мечты.
Во всяком случае, не помню.
Цели — да.
Но никогда ничего столь страстного, как мечта.
И все же я должен был признать, что если бы в молодости у меня был такой ум, я бы стремился именно к этому.
Она была бы тем, о чем я мечтал.
То, что она стала частью моей реальности, было тем, чего я никогда не мог предсказать, никогда не мог знать, что она мне нужна.
Но даже я должен был признать, что это была мечта.
Наш дом.
Наша жизнь.
Наш ребенок.
Мы друг у друга.
— Я хочу чизкейк, — сказала она с теплой улыбкой.
И чизкейк.
Конец
